|
|
Все, что ты хочешь
"Лучше
нет влагалища, чем очко товарища"
Народная мудрость
Какой-то дебил сажал доисторический F-20 на взлетную полосу за его домом.
Шинго стоял у ангара и курил, наблюдая, как огромная махина в пятидесяти метрах от двери черного хода заворачивает и сносит крылом козырек крыльца. Шинго выплюнул окурок и достал пистолет из-за пояса.
На ходу передергивая затвор, вгоняя пулю в ствол, он выстрелил в плексиглас кабины пилота. Выстрел не оставил даже царапины.
- Эй, мудак, ты там проснулся? - крикнул Шинго на бегу.
- Ты ОХУЕЛ, идиота кусок? - ответил пилот.
Увидев человека, вылезающего из кабины и нелепо спускающегося на землю с помощью веревки, Шинго остановился и опустил оружие.
- Я заплачу за крышу, - Кири буквально свалился на землю, медленно поднялся и пнул камень в сторону Шинго.
На лице Шинго в момент узнавания промелькнуло странное выражение обреченности.
- Заходи, - он махнул рукой и повернулся к нему спиной. - Я рад, что ты приехал.
Я рад, что приехал именно ты.
Кири жадно вглядывался в застиранную черную футболку, широкие армейские штаны, подвернутые под коленями, в истоптанные кроссовки, один из которых был обмотан скотчем. Шинго изменился, но меняла его не одежда или грязные, почти черные руки, или пятна керосина на щеках, или неопрятно подстриженные волосы, торчащие во все стороны. Было что-то чужое в его взгляде, что-то далекое и мертвое, как обреченность на лице в момент встречи.
Это был он. На очередной газетной фотографии. Очередной герой очередной закончившейся войны, которых у него было уже несколько.
- Еле нашел тебя, - сказал Кири, оказавшись на тесной кухне. Свет за окном заслонял бок его истребителя. Блестел на плите помятый чайник. Шинго доставал бутылки из холодильника.
- Хорошо.
Шинго протянул ему холодную бутылку пива. Кири жестом отказался.
- Ты не пьешь? - Шинго улыбался так, будто делал это впервые. Между рамами деревянной двери застряла муха и билась в сетку.
- Я за рулем, - Кири посмотрел Шинго прямо в лицо.
- Оставайся, - сказал Шинго. - У меня есть свободная комната.
- Что за дерьмо, - Кири схватил Шинго за запястье и дернул на себя. Пена из бутылки пролилась ему на колени. Он заставил Шинго поднести бутылку к своим губам и отпил. - Вроде я приезжал к тебе на прошлый день благодарения.
Они не виделись восемь лет.
Шинго ходил по кухне, выдвигая ящики, как будто что-то искал. Переставлял стаканы с места на место. Трогал чайник и ножи.
Кири понял, а точнее просто знал, что Шинго молчал очень долго. Он не знает, как начать разговор. Он не может простить того, что его прошлое вернулось к нему именно сейчас, когда еще чуть-чуть и оно потеряло бы смысл, утратило бы всякое значение и ценность, не сохранилось бы даже в памяти. Именно сейчас, когда будущее ни от чего не зависит, потому что сожгло все фотоальбомы и подтерлось двумя оставшимися, почему-то не порванными, письмами.
Как протекающий кран, как вонь из холодильника, что-то возвращается, и пытаться понять это - все равно, что раскапывать свою полуразложившуюся собаку и спрашивать у нее, от чего она скончалась, и не было ли у нее претензий, и есть ли у нее желание прощать.
- Как Реми? - Кири хочет подняться и ударить Шинго по голове, чтобы тот сел и не двигался, смотрел прямо.
- Не знаю.
- Я думал, вы поженились? - спросил Кири.
- Я думал, вы поженились, - ответил Шинго и поставил перед Кири чистый стакан.
- Еще три недели практики и ты научишься разговаривать, - Кири улыбался и пил. Пил и улыбался.
Шинго оперся локтем на стол, положил подбородок на кулак и снова посмотрел на него. Во взгляде чудилось что-то определенное, какой-то проблеск надежды, словно Шинго собирался просить о чем-то, но не знал, что предложить взамен.
Кири молча смотрел в ответ. Пил и улыбался.
В тишине разлилось облегчение. Воздух как будто посвежел.
- Подойди ко мне, - сказал Кири, вставая и отряхивая все еще мокрые колени. Шинго не сдвинулся с места и Кири добавил: - Капитан?
Слово ударило Шинго. Он скривился и отвернулся. Кири терпеливо повторил:
- Капитан. Подойдите ко мне.
- Какого тебе надо? - отмахнулся Шинго. Он часто пил здесь один, это чувствовалось. На этой кухне, среди заброшенных полей, на краю своего собственного света.
Он никого не боялся и привык быть никому не нужным, что давало ему истинную свободу. Правда, его не предупредили, что свобода не бывает легкой. Нет приятной свободы. Нет свободы без одиночества. Когда люди говорят о свободе, чаще всего они подразумевают деньги.
- Дай обниму тебя, - Кири коснулся его плеча и Шинго вспомнил, что оставил пистолет на подоконнике, рядом с дверью.
Кири действительно обнял его. С силой дернув вверх за воротник футболки, поднял его со стула и крепко, сильно сжал обеими руками. Шинго чувствовал его нос у своего уха, его губы рядом со своей шеей.
Какие-то обрывки воспоминаний, давно остывшее веселье, ушедшие в кому надежды и мечты обволокли Шинго вместе с этими руками и он обнял в ответ, ухватившись за брезентовую куртку Кири, наматывая ткань на кулаки.
- Чем ты занимаешься? - спросил Кири.
Шинго попытался отступить, но Кири держал его.
- Живу на пособие. Отпусти меня. Я покажу тебе, где ты будешь ночевать.
- Давай я расскажу тебе, чем я занимаюсь. - Кири почувствовал, что при этих словах Шинго расслабился. Его тело стало вялым, как будто он не спал неделю и сейчас упадет.
- Не надо, - ответил Шинго. - У нас еще будет время.
***
Ближе к полуночи Кири пришел к нему, залез в кровать, защелкнул наручник на его руке и стащил с него трусы. Вентилятор скрипел над головой, Кири казалось, что этой ночью он отвалится и еще работающие лопасти порубят Шинго в твердое черное мясо. Когда Кири обхватил член Шинго, дуло пистолета уперлось ему между глаз, продавливая переносицу.
- Я дам тебе телефон Реми, если ты съебешься отсюда, - прошептал Шинго, словно боясь повысить голос, пока его яйца сжимал в кулаке человек из прошлого.
- Я дам тебе ее телефон, если ты засунешь этот ствол себе в задницу, - Кири дышит ему прямо в лицо и в темноте различает только блеск глаз, тяжелое дыхание и влажность рта.
- Паскуда. Тварь. Сука, - шепчет Шинго и Кири чувствует чудовищное желание с каждым его словом.
- Ты думал, я сперва приду за тобой.
- Убери руки.
- А я сперва пришел за ней. Она не сдала тебя, не думай. Я сам нашел. Я хотел, чтобы никогда мы не встретились, - Кири начинал медленно отдрачивать чужой член. - Но не могу же я попереть против своих талантов.
- ТВОЮ МАТЬ, УБЕРИ РУКИ.
- Ты сразу все просек? Как только увидел меня? Почему ты позволил мне войти?
Шинго вдруг посмотрел на него снисходительно и даже нежно, как будто был старше на сто пятьдесят лет и один гребанный день.
Кири усмехнулся в ответ.
Он понял.
Когда-то все приедается, но остановиться уже не можешь. Не хватает сил. Останови меня. Иначе я сойду с ума, потому что не понимаю, что и какого хрена я делаю. Все потеряло смысл, кроме привычки.
- Я хотел, чтобы ты нашел работу, - Кири казалось, что холодное серое дуло сейчас сломает ему лоб и выйдет из затылка, блестящее, обмотанное кровеносными сосудами и облепленное комками мозга, украшенное, как елка в рождество.
Шинго не отвечал, дергая рукой, прикованной к спинке кровати. Он бился так яростно, что погнул прутья, но наручник не поддавался.
Кири начал массировать его мошонку и Шинго хрипло застонал сквозь зубы. "Блядь".
- Неужели трудно было открыть газету. Обвести телефон. Стать разносчиком пиццы, - Кири одним ударом выбил из руки Шинго пистолет и склонился к его лицу, проводя языком от скулы до подбородка. - Мы бы встретились на пятидесятилетие. Познакомили внуков.
- Господи, заткнись.
- Ничего бы этого не было.
- Просто встань.
- Я бы не пришел за тобой.
- Подними с пола пистолет.
- Я бы никогда не рассказал тебе.
- Проверь, снят ли он с предохранителя. Потому что я не помню.
- Я бы не смог тебе рассказать. Просто не смог бы.
- Выстрели мне прямо сюда. Вот сюда.
- Я бы никогда не рассказал тебе, как приходил по ночам. Еще тогда. Очень давно. Ты не запирал дверь, ты думал, вдруг Реми захочется… Ей захотелось. Намного позже, чем мне.
- Что за херня?! - Шинго говорил с трудом, все еще не повышая голоса, будто в стенном шкафу пряталась его смерть.
- Знаешь, чего я боялся, когда стоял и смотрел, как ты спишь?
- Блядь, паскуда, ты боялся, что я проснусь и сломаю тебе шею.
- Я боялся, - Кири навалился на него всем телом, целовал его шею, прокусывая кожу, крепко держа за волосы свободной от дрочки рукой. - Я боялся, что придет Сабарос, не заметит меня и отсосет тебе, пока ты спишь.
- Блядь, мне больно.
- Я еще даже не начинал.
Шинго вдруг понял, что он и его собственный член - это две совершенно разные вещи. Абсолютно. Две параллельные, никогда не пересекающиеся ебанутые прямые. Шинго мог говорить Кири что угодно, посылать его в жопу, мечтать убить самым жестоким способом, но его собственный хер встал так, что на нем можно было вертеть весь мир и половину солнечной системы.
- При чем тут Сабарос? - выдавил Шинго, чтобы заставить Кири отвлечься. Чтобы заставить себя не стонать.
- Я так и думал. Ты никогда не замечал, как он на тебя смотрит.
- Какого, блядь, хуя я сейчас должен слушать все это говно?!
- А это была отличная мысль насчет пистолета в жопу, - Кири огляделся. На его губах блестела кровь. Шея Шинго пульсировала и ныла в четырех местах.
- Ебать, да какого хрена с тобой происходит?! - Шинго вдруг закричал и тут же заговорил быстро, перебивая сам себя, глотая окончания слов. - Почему ты просто не пристрелил меня, почему ты просто, мать твою, не мог меня пристрелить, за каким хреном ты сейчас все это делаешь, да мне насрать на Сабароса, или что ты там говоришь, ты нажрался какого-то говна, ты всегда хавал с пола любое говно и сколько бы тебе не заплатили, я ничего не знаю, а если и знал бы, не сказал бы тебе, потому что, мать твою, ебучую мать твою, после всего этого, даже после того, что ты сейчас делаешь, ты мне друг, ты был мне другом, и если я скажу хоть слово, назову хоть одно имя, хоть один гребанный номер телефона, завтра ты не проснешься, и кто тебя научил этим ебучим унижениям, лучше бы этот мудак научил тебя стреля…
- Унижениям? - спросил Кири так, будто это было единственное, что он расслышал в спертом горячем воздухе, вырывающемся из чужого рта. - Я не унижаю тебя.
Шинго выгнулся и попытался отвернуться, потому что еще немного - и он кончит. Кончит прямо под ним, будто не ебался никогда в жизни.
Кири дернул его за волосы и просунул язык в его открытый рот.
Шинго двинул челюстями, будто собирался откусить, оторвать, хотя бы покалечить, но вдруг представил, как захлебывается чужой кровью, а память ненужным ошметком дерьма всплыла на поверхность из какой-то выгребной ямы, подло, необъяснимо зачем, подсунула два года, прожитых бок о бок. Вспомнила все эти дурацкие шутки, все выстрелы, все до единого разговоры в узких коридорах.
И он не смог. Он просто лежал, с ним делали все, что хотели, а он погружался куда-то, возвращался туда, откуда давно должен был уйти.
Он кончил и Кири перестал целовать, чтобы затолкать ему в рот пальцы, блестящие от его же спермы.
- В первые месяцы я понял, что не смогу стрелять лучше тебя. Потом я понял, что не могу летать лучше тебя. Потом я понял, что хочу, чтобы ты умер. Потом я понял, что не доверю тебе. Потом я не понимал, почему ты капитан. Потом я не понимал, почему Сабарос иногда снимает свои хуевы очки, когда смотрит на тебя. Потом я не понимал, почему я хочу того, что я делаю сейчас.
Шинго тяжело дышал. Его глаза были закрыты. Он только что сглотнул у самого себя, и теперь его тошнило.
- Я понял, что хочу отъебать тебя. Больше всего на свете. Больше, чем миллион долларов. Больше, чем лекарство от рака, даже больше, чем быть президентом мира, - продолжал Кири, гладя его по голове. - Просто. Хочу. Засадить. Тебе. За то, что ты летаешь лучше. За то, что ты стреляешь лучше. За то, что я должен приходить к тебе и смотреть, как ты спишь, иначе я сам не засну.
Шинго глубоко вздохнул и ударил его изо всех сил, насколько мог размахнуться.
- Надо было взять две пары наручников, - пробормотал Шинго, приоткрыв один глаз, наблюдая, как Кири сидит, раскачиваясь, на кровати, полностью одетый, держится за разбитую в месиво бровь.
- Стреляет он хуже, - усмехнулся Шинго. - Ты вообще - хуже. Ты хренов лу-у-у-у-у-узер.
Последнее слово он именно так и произнес - растягивая "у" на бесконечную минуту, изо всех сил втравливая смех в голос.
- Ну да, - неожиданно весело согласился Кири, безуспешно утирая кровь рукавом. - Я хренов лу-у-у-у-узер. Только знаешь, почему?
- Знаю.
- Если бы ты был разносчиком пиццы, я мог бы ебать тебя каждый день, каждую ночь, иногда по утрам, иногда вместо ужина. А мне придется носить тебе консервы и носки, и думать о том, как сокамерник сдает тебя напрокат за сигареты. Ты охуенный. Это очень плохо. Я могу прострелить тебе лицо, все равно…
- Этого не будет, - тихо сказал Шинго и Кири, снова за все то время, что видел его, слышал его, хотел его… снова понял, почему именно он - капитан. Почему он капитан, даже если его дрючат в жопу, приковывают наручниками к кровати, сейчас потушат об него сигарету.
- Я устал, - позвал Шинго. - Если ты сделал все, что хотел, дай мне поспать.
- "Этого не будет"… Это уже есть, - так же тихо ответил Кири, доставая зажигалку и помятую пачку сигарет. - Ты не понял. Это УЖЕ случилось. Я обещал, что все будет тихо. Мне дали этот день. Эту ночь. И хуй ты будешь сегодня спать. Тебе дадут пожизненный. Я не смогу зажимать тебя в углу комнаты для свиданий под видеокамерами. Ты, блядь, униженный. Реми уже сидит в тюрьме. Я выбил для нее пожизненное вместо вышки, свидетельствовал невменяемость. Вы вдвоем сошли с ума. Ты думаешь, жизнь наебала тебя.
Кири сидел к Шинго спиной, подобрав под себя ногу в армейском ботинке, грязь сыпалась с подошвы на простыни. Шинго мог разглядеть, как нитью вытянулся дым от сигареты. Никакого проку от этого хуевого вентилятора, подумал Шинго.
- Я - тот, кого реально наебали. Я знаю, что ты сделаешь в тюрьме после того, как в первую же ночь тебя заставят отсосать, или изобьют до полусмерти, или ты сам поднимешь голову и поймешь, что больше никогда не оторвешься от земли.
Шинго не мешал ему говорить. Он все уже решил и каждое слово, каждый пустой звук отражались в его сознании, как далекий шум ушедшего поезда, на который пиздец как надо было успеть.
- Ты сделаешь заточку. Может быть, это займет у тебя месяц. Я хорошо тебя знаю, ты упорный человек. Вскроешь себе вены. Просто потому, что у тебя такая бедная фантазия. Потом затолкаешь ее себе в горло и пока тебе будут зашивать руки, твой живот разбухнет от крови, а сам ты будешь орать, будто тебя уже пытают в аду.
Шинго попытался пошевелить прикованной рукой. Она еще успеет ему понадобиться. Он должен будет держать штурвал обеими руками.
- А мне останется только вспоминать этот один-единственный день. Одну гребанную ночь. Это все, что у меня будет на всю оставшуюся жизнь. День, когда я смог тебе все это рассказать. Всю оставшуюся жизнь я буду это вспоминать, потому что не собираюсь кончать собой из-за того, что ты такой ебучий придурок.
- Кири, - снова позвал Шинго. - Что ты хочешь?
- Чтобы ты повернулся лицом вниз, раздвинул ноги и стонал мое имя, пока я не скажу тебе заткнуться.
- Ладно, я сделаю это. В обмен на…
- Я сам это с тобой сделаю. Никаких обменов, капитан.
- Я буду говорить тебе, что люблю тебя, что хочу тебя, любую блядскую херню, что ты попросишь.
Кири медленно обернулся и попытался посмотреть Шинго в лицо, но тот уже с трудом переворачивался на живот, откидывая в сторону подушку. В полосах сумрака, падающего из окна на кровать, отчего-то стали отчетливо видны кровоподтеки на его шее.
- Скажи мне, что ты знал, что я хочу тебя.
- Я знал, что ты меня хочешь, - глухо донеслось от Шинго. Кири провел рукой по его голой спине, сжал ягодицу, попытался толкнуться ему внутрь, но с первого раза ничего не вышло.
- Оближи, - приказал Кири, засовывая поочередно все пальцы ему в рот.
Шинго сделал это, ему пришлось долго это делать, потому что к тому моменту, как он облизывал указательный, мизинец уже высыхал.
Кири чувствовал что-то страшное, чудовищное, что-то раздирало его изнутри, и он даже не пытался притронуться к огромному твердому телу опухоли у себя под ребрами, чтобы его не разорвало, чтобы его легкие не разметало по комнате, вышибая стекла, заполняя воздух дымом миллиарда только что выкуренных сигарет.
- Скажи, что ты… красивый.
- Я, блядь, что?! О, господи, - Шинго захрипел и осекся, потому что Кири наконец удалось протолкнуть два пальца ему в задницу.
- Скажи, "я хочу глубже".
- Я… я… блядь, да я хочу глубже, мать твою, будь ты проклят.
- "Я, блядь, красивый, запихни в меня руку по локоть, Кири".
- Чтобы все твои дети сгнили от сифилиса, чтобы у тебя оторвало яйца, чтобы тебя, в пизду, переехал грузовик с дерьмом, чтобы, блядь, у тебя, блядь, все парализовало и ты больше никогда, НИКОГДА не смог оторваться от взлетной полосы…
На этих словах Кири дернул молнию, стащил штаны до колен, схватил Шинго за волосы, запрокинул ему голову, словно хотел порвать глотку, трахею, голосовые связки, выкрутить нахрен позвоночник, и вошел в него сразу, резко, почти до конца, самому стало больно.
Шинго закричал так, что у Кири чуть кровь не потекла из ушей. Он едва не кончил от одного этого звука. Он много раз представлял себе, как это будет. Он столько раз представлял себе это, что мог бы выпустить десятитомное приложение к Камасутре. Но в реальности все оказалось другим. Настоящим. Грубым. Горячим. С болью, с хрипом и звоном наручника о железную перекладину. Это Шинго. Можно делать с ним все, что угодно и это будет настоящим. С запахами его пота, его волос, его кожи, со звуком его голоса, с его выгибающейся спиной, с его дрожью по всему телу.
- Говори, что это тебе нравится.
- БЛЯДЬМНЕНРАВИТСЯЧТОБТЫСДОХ
- Говори, чтобы я делал это быстрее.
- БЫСТРЕЕТВОЮМАТЬБЫСТРЕЕ
- Говори.
- ЕБУЧАЯТВАРЬСУКАМРАЗЬДЕРЬМОБЛЯДЬ
- Говори.
- УБЬЮТЕБЯУБЬЮТЕБЯУБЬЮТЕБЯ
- Скажи, ты знал, что без тебя у меня сворачивает крышу. Восемь лет у меня выкручивало мозги без тебя.
- ЯЗНАЛ
- Скажи, ты знал, что я думал о тебе все время. Склеивал газетные вырезки. Искал фотографии. Собирал осколки бомб и куски мяса со стен. Я думал, вдруг это ты.
- Я ЗНАЛ
- Скажи, ты знал, что я найду тебя.
- Я ЗНАЛ.
- Скажи, что ты знал, что я буду делать с тобой и поэтому оставался здесь достаточно долго, чтобы я мог достать тебя.
- Я знал.
- Скажи, что ты знал, что я тебя… Скажи это.
- Я тебя люблю.
- Любая блядская херня, которую я попрошу.
*****************
По взлетной полосе к нему бежали какие-то люди.
После вчерашней ночи у него не болело ничего. Он не ощущал своего тела. Он глядел в небо, далеко вверх и именно в этот момент чувствовал себя прекрасно. Мертвым.
- Где он? - спросил первый, кто добежал, схватил за рукав и тряхнул.
Кири молча указал пальцем вверх.
- Ты дал ему уйти?! Ты ОХУЕЛ, Яглер?! Пять лет работы в антитеррористическом отделе проебал псу под хвост?! Ты МУДАК, Яглер!!
Кири поморщился и махнул рукой:
- Никуда он не ушел.
- Полчаса полета и он будет в Мексике!! - кричал, брызжа ему в лицо слюной, начальник СГБ. Он лично притащил сюда свою задницу, чтобы затолкать в полицейскую машину человека, подорвавшего четыре посольства, двенадцать железнодорожных составов, два самолета, пятнадцать офисных зданий, восемнадцать станций наземного метро. Чтобы спросить у этого ублюдка, ногой запихивая его голову узкий ошейник для особо опасных - зачем? За каким хуем ты это делал? Почему после войны ты не стал, твою мать, ебучим разносчиком пиццы?
- Все в порядке, сэр, - отрываясь от разговора по мобильному, говорит кто-то словно издалека. - Никакой Мексики. Дайте две минуты и его собьют.
Кири смотрел в небо, улыбаясь. Из рассеченного лба сочилась кровь, руки все ободраны, шея в синяках, под глазом проступал черный кровоподтек и, кажется, у него нет нескольких зубов.
- Мог и не брать его живым, - вдруг, в пароксизме необъяснимой жалости, сказали сразу несколько человек, обступивших его, все в одинаковой форме, с одинаковым табельным оружием, одинаковой зарплатой, домами, машинами, детьми.
- Я и не взял, - продолжал улыбаться Кири.
Кое-кто
успел задрать головы, чтобы увидеть, как
истребитель уходит в штопор и через секунды,
за сотни километров, все так же на другом
краю земли, к небу поднимается столп
черного дыма.
Авторское право (с) mobius
Распространение и коммерческое использование всего произведения или его частей без разрешения автора запрещено законом!!!
