На концерт знаменитого музыканта, пианиста, выступающего очень редко и в очень дорогих закрытых клубах – для избранных. Цены на билеты обыкновенно исчислялись цифрами с тремя нулями, не меньше. Кэти и думать не могла, что ей в руки попадёт такое – она, несмотря на свое героическое прошлое, не входила в круг избранных, владеющих миллионами и позволяющих себе послушать в общем довольно скучную музыку за такие деньги.

Музыкант на фото походил на какого-то вампира – фарфоровая бледность лица, иссиня-черный ежик волос, подведенные – Кэти присмотрелась внимательней – точно, подведённые! – глаза, рубашка с оборками, черный жилет с алой розой.

Приглашение она прокомментировала одной фразой.

- Мало что пижон – так еще и гомик.

Почему-то именно ей выпала честь пойти туда, в закрытый клуб, и попробовать поговорить с этим заранее неприятным ей человеком.

***

Всё началось 3 дня назад.

В коридоре её поймал Джек – её коллега по работе и давний приятель. Просто Джек, просто веселый блондин, с волосами, собранными в густой и длинный конский хвост, вечный рассказчик анекдотов и историй на грани приличия. Кэти обрадовалась ему – давно не виделись, он был в экспедиции – и удивилась после, потому что Джек вдруг задал более чем неожиданный вопрос.

- Кэти-Кэт, ты же любишь музыку?

- Какую еще музыку?

- Классическую, детка, - Джек присмотрелся к бумажке, которую держал в руках, - Классика.

Кэти пожала печами – со времен войны на классику у неё была легкая аллергия. А уж на такую – и подавно.

- А придётся любить. Хоть ты и не зануда, как некоторые, придётся. Идём на концерт.

- Приглашаешь? – Кэти игриво улыбнулась.

- Не то слово! Нас обоих… как бы тебе сказать… пригласили. Сверху так, знаешь, ррррррраз – и пригласили. И поди увильни!

- Кто сверху? Зачем?

- Велено пойти. Зря морщишься – один билетик тянет на полноценные полторы штуки. Впрочем, наши как-то умудрились достать их бесплатно.

- Но почему я?

- А кто же? Кто еще смоет поговорить с загадочным и неуловимым музыкантом лучше? Ты личность известная всей планете, не просто так. Ну а я… Я так, сопровождением.

Джек врал – его имя было не менее известно по арктическим исследовательским проектам, телезрительницы заваливали редакцию его передачи тоннами писем с просьбой выслать хоть фото с автографом, а еще их часто видели вместе. Считалось, что они то ли встречаются, то ли тайно помолвлены – в общем что-то тут не так, и последнее обстоятельство весьма телезрительниц расстраивало.

Только они двое знали, что расстраиваться телезрительницам следует совсем по другому поводу – эти двое да еще несколько заинтересованных лиц. Джек был помолвлен со своим оператором, который носил ботинки 45 размера и незамысловатое имя Патрик.

- Я не хочу ни с кем договариваться. Почему я, в конце концов?

- А кто, Кэти? Тебе вряд ли откажут. Да и просишь ты не для себя

- А хоть о чем  я должна просить?

***

Зал был настолько респектабельным, что Кэти сперва растерялась. Слишком консервативный, слишком важная публика, слишком дорогие сигары, слишком блестящие дамы – всё настолько не из её мира, что стало не по себе. Кэти порадовалась, что успела перед мероприятием сделать укладку и маникюр – и что надела все же платье. Впрочем, она остро чувствовала отсутствие бриллиантов, к которым до того была как-то равнодушна. На Джека косились – его «хвост» вызывал удивленные и недоуменные взгляды. Они постарались сесть в самый дальний и темный угол, смущенные всем этим величием и роскошью.

- Предупреждать надо! – буркнула Кэти.

- А я что, сам знал что ли? – Джек со вздохом покосился на выход – хотелось сбежать.

- Терпи, - Кэти уловила его взгляд, - терпи, это ТЫ меня сюда заманил.

- Это нас обоих сюда заманили.

На столиках лежали программки – дорогая кремовая бумага с золотым обрезом. Кэти открыла карточку – Шопен, Лист, Григ.

- Да этот пианист – романтик, нет?

- Ты в этом разбираешься? –  казалось, Джек поражен самим этим фактом – Кэти Джемисон – и подобная музыка не сочетались в его глазах никак.

- Не то чтобы… Слегка. Скотт иногда кое—что слушал. Тише, начинается.

Музыкант вышел на сцену – пустую сцену с роялем. Такой же, как на фото – фарфоровая бледность лица, черные, воронова крыла, волосы, торчащие в разные стороны, черная шелковая рубашка, узкие черные брюки, роза в петлице. На лице его была полумаска, скрывавшая половину лица.

Пианист внимательно осмотрел зал – и Кэти поежилась – она поклясться была готова, что взгляд этого человека задержался на её лице, взгляд черных – она точно помнила по картинке – абсолютно черных глаз. Взгляд, от которого хотелось сквозь землю провалиться.

Вместо этого она посмотрела на него – открыто, в упор, как она привыкла делать всегда. Время застыло – она почувствовала себя замурованной в янтаре – наедине с этим таинственным незнакомцем на сцене.

- Он похоже тебя знает, - шепнул ей на ухо Джек. Чары развеялись, музыкант чуть заметно усмехнулся и сел к роялю.

Кэти приготовилась скучать в ожидании грядущих переговоров и поняла вдруг, что музыкант в самом деле играет великолепно, отдавая всю душу этому роялю и этой музыке, не видя ни этого зала, ни зрителей в нем – он играл так, что хотелось дышать и жить – и в то же время Кэти вздохнуть боялась, чтобы не разрушить очарование музыки и этой невероятной игры. Она и не думала, что бывает так – так светло, так солнечно, так радостно – и так больно. Она не знала, что в музыке может быть столько волшебства и полета – даже и не догадывалась. Ей хотелось, что музыка звучала и звучала – в самом сердце – и она чуть не заплакала, когда всё закончилось.

- Кэти, - шепнул ей Джек, - ты не уснула? Ну и тоска. Нашли куда отправить… Пойдем, а то вдруг сбежит?

Кэти только отмахнулась – как от мухи. Ей хотелось посидеть еще немного – пока последняя нота еще звучала здесь, в этом зале. Но Джек уже дергал за рукав, напоминая, что музыкант капризен и, как и все звезды, может и передумать насчет предварительно согласованной встречи.

- Придурок, - шепнула Кэти и пошла следом за своим спутником.

***

Музыкант – предпочитавший на афишах называть себя «Лорд ?» - ждал их.

Увидев Кэти, он привстал и коротко поклонился, не сводя с неё глаз. Маску свою он уже снял, и Кэти посмотрела – да, глаза кажется и в самом деле подведены. А руки… Кэти не могла не заметить – не только аккуратный маникюр, но и лак для ногтей.

Пианист заметил этот взгляд и усмехнулся. Он явно привык к эпатажу и к тому, что его рассматривают будто животное в зоопарке. Кэти смутилась.

- Вы ведь ТА САМАЯ Кэти Джемисон?

Она кивнула.

- Польщен. Это честь для меня – раз уж такие как Вы приходят меня послушать, - это вот «такие как Вы» он выделил особо, и Кэти послышалась в этом скрытая насмешка.

- Спасибо Вам за Вашу музыку, - искренне ответила она.

- О, Вам понравилось?

- Это было прекрасно. Я не ожидала, что настолько прекрасно.

Он посмотрел на неё заинтересованно, уже без прежней усмешки.

- Поразительно! Кажется это не обычные слова вежливости! Невероятно. Я и не думал.

- А как мы можем обращаться к Вам? – спросил вдруг Джек.

- В смысле?

- Ну вряд ли мы можем называть Вас мистер Знак Вопроса, это было бы несколько странно.

- Вряд ли. Пожалуй Вы правы. Не называйте меня никак.

- Никак?

- Именно, - он кивнул, резко и быстро, - именно так. Никак.

- У Вас что, имени нет, мистер Музыкант?

- Считайте что нет. Итак – Вы хотели о чем-то просить меня. О чем же?

- Вам направляли письмо, - начала было Кэти, осторожно ущипнув Джека, чтобы не задавал более глупых вопросов.

- А, это все так суетно. Я не читаю официальных писем.

- Как, совсем?

- Совсем. Так что вы хотели? Мое время…

- Мы хотели просить Вас о благотворительном концерте.

- Бла-го-тво-ри-тель-ность? – он будто выругался. – И ради этого очевидно ко мне направили тяжелую артиллерию? Саму Кэти Джемисон? Я, поверьте, счастлив познакомиться с Вами, но я не занимаюсь благотворительностью. Я привык выступать за деньги – и за немалые деньги. И высоко ценить свой труд.

- Но возможно…

- Невозможно. Скорее всего невозможно. Боюсь, что вы зря потратили время. Я не даю благотворительных концертов.

- Но возможно если бы это был большой зал, - начало было Кэти.

- Большой зал и я? Нет, невозможно. Еще не хватало.

- Но почему? Вы же зарабатываете огромные деньги за каждое выступление…

- Совершенно верно. И благотворительность мне неинтересна. Кому вы там хотите помогать? Бездомным? Голодным? Каким-нибудь голодранцам из Африки?

- Животным, - Кэти еще старалась держать себя в руках.

- Животным? Хм… Животные несомненно лучше голодранцев. Но боюсь, что…

- Кэти, не трать время, - Джек с трудом сдерживал себя.

- Подожди, не горячись, - музыкант обратился к Джеку, - я разговариваю с леди. И прошу простить меня. Я в самом деле не занимаюсь благотворительностью. Мой талант, как Вы могли заметить, мисс Джемисон, уникален, и я не готов тратить его впустую.

- Мы воевали с Темной Звездой…

- Разумеется не для того, чтобы такие как я могли тут сидеть и разглагольствовать. Понимаю. И прошу меня понять. Я был рад познакомиться с Вами, Кэти. Мне было интересно – о Вас столько говорят. Всего хорошего. И Вам тоже, юноша.

***

На улице Джек со злостью пнул стену. И еще раз. И еще – пока Кэти не оттащила его и не повела чуть ли не силой в ближайшее кафе.

Но прежде чем они отошли от закрытого клуба ей показалось, что за ней наблюдают – чей-то пристальный, острый взгляд она буквально кожей чувствовала. Обернувшись, она успела заметить, как дернулась занавеска.

***

Ночью Кэти не спалось, все чудилось, что за ней подглядывают из-за занавески. Обычно она спала как убитая, но эта музыка и этот музыкант сегодня лишили её сна.

Она готова была застрелить его – за высокомерный  тон и явную насмешку, за его отказ помочь и за то, что задание она по сути провалила – но что-то не давало ей окончательно и бесповоротно возненавидеть этого человека.

Её манила тайна, загадка, манил привкус опасности – а он несомненно был опасен, это она тоже чувствовала. Она все не могла понять – как человек, играющий так чисто и светло, может быть таким циничным и злым. Таким отталкивающе неприятным и порочным. Таким неживым – и в то же время таким притягательно интересным.

«Ты еще влюбись в него», - сказала она сама себе и свернулась клубочком под одеялом. Сон не шел.

***

Дня через три у неё зазвонил  телефон.

Показавшийся знакомым низкий, с хрипотцой, голос вежливо спросил, имеет ли он честь беседовать с мисс Кэти Джемисон.

Кэти так и замерла – голос был знакомым, невероятно знакомым, и голос этот… Кэти мысленно нарисовала картинку – человек, поджарый, изящный, в черной шелковой рубашке… Картинка соответствовала голосу. Все вместе не соответствовало реальности.

Этот человек не мог звонить ей – тем более домой.

- Кто Вы?- спросила она сухо, надеясь на ошибку.

- Вы не узнали меня? – казалось, он был разочарован.

- Нет. А впрочем…

- Я так и думал. Не могли же Вы забыть меня так быстро.

- Что Вам нужно, мистер знак вопроса? Вы отказались работать с нами, и я не понимаю, о чем нам с вами говорить. Кстати где Вы взяли этот номер?

- Номер мне дали у Вас на работе. А звоню я, чтобы предложить встретиться…

- Я не вижу смысла встречаться. Вы же отказались работать с нами? – вопреки её желанию интонации получились скорее вопросительными.

- Да, я отказался. Тогда. Но я думаю, что мы могли бы обсудить возможные решения…

- Иными словами Вы передумали?

- Иными словами – кажется да. Отказать Вам? Той самой Кэти Джемисон? Я кажется был излишне самоуверен. И поступил опрометчиво.

- Вы же не занимаетесь благотворительностью?

- Я могу и передумать. Соглашайтесь.

- Если передумать…

- Именно. Я заеду за Вами. Скажем через два часа. Успеете собраться?

- Собраться куда?

- Помните где я выступал? Туда.

- Я не хочу…

- Боюсь, что тут выбираю я. Я человек публичный, Вы тоже. Не стоит нам показываться вместе. Сплетни пойдут.

***

Вид его автомобиля заставил Кэти восхищенно замолчать.

Серебристо-белый, сверкающий, обтекаемый, легкий, казалось, парящий над землей.

Перехватив её взгляд, музыкант улыбнулся.

- Я сам сконструировал его. Чертежи, эскизы – эксклюзив. Он единственный в мире. У меня все единственное в мире. Лучшее.

- И при этом лучшем Вы не хотите…

- Мы сейчас все обсудим. Спокойней же. А то я начинаю думать, что в меня сейчас начнут стрелять. Садитесь. И поговорим.

***

Заведение без публики было не столь пафосным. Они прошли в закрытую комнатку все с теми же мягкими диванами и столом, на котором уже стояли фрукты.

- Кофе? Здесь потрясающий кофе. Восхитительный.

- Лучший в мире? – съязвила Кэти.

- Один из. Иначе бы я его не пил.

- Вы так кичитесь своим богатством?

- Я не кичусь, - почему-то обиделся пианист, - я наслаждаюсь.

- И еще одно, мистер знак вопроса. У Вас же есть имя? Хоть какое-то? Я не могу…

- Да, верно. Очень верно. Без имени человеку нельзя. Зовите меня например… ну например Альберт. Или Эйб.

- Эйб?

- Абрахам. Как Линкольна. Или Альберт. Как Вам больше нравится.

- Вы скрываете даже имя? Лицо в маске…

- Но сейчас-то я без маски. А имя… Тайна – часть имиджа. Тайна – то, за что платят деньги. Тайна и талант. Два Т. Почти два кита. Найти бы третьего…

- Тщеславие? – предложила Кэти.

- Возможно и оно. Но скорее труд. Мой великий труд.

- Великий?

- Не то слово. Попробуйте донести до этих остолопов, выкладывающих такие деньги, настоящее искусство. Впрочем, Вашего жениха это не затронуло.

- Жениха? А, Джека… Но мы никак не связны.

- Вот как? А я читал…

- Эйб, или как Вас там, вы читаете то, где пишут…

- Об этом, к Вашему сведению, пишут в «Таймс». А не там, где Вы подумали.

Кэти фыркнула.

- Так зачем Вы хотели со мной встретиться, Эйб?

- Возможно, просто так.

- ЧТООООО? – Кэти вскочила.

- Да, просто так. Да сядьте же Вы. Что ж Вы такая нервная? Я что, не могу встретиться с симпатичной мне женщиной просто так?

- Но Вы же…, - Кэти смутилась.

Он с интересом смотрел на неё, ожидая продолжения.

- Вы, - Кэти чуть не зажмурилась, - Вы – гомосексуалист.

- Да Вы что? – Эйб с веселым изумлением смотрел на Кэти, а после рассмеялся. – Вот это новость. А я и не знал.

- Но пишут…

- И вот об этом, кстати, не пишут в «Таймс», - он снова засмеялся.

Кэти схватила сумочку.

- Вы полагаете, что я стану…

- Да успокойтесь Вы наконец, Кэти. Успокойтесь. Я такой какой я есть. Или принимайте это – или ничего у нас не выйдет.

- А у нас ничего и быть не может.

- Даже благотворительного концерта? Ну как знаете. Тогда хотя бы дождитесь кофе. Мне будет приятно угостить Вас…

- Шут.

- Да, я шут, я циркач, так что же… - напел он, постукивая пальцами по столу, - помните это?

- Помню что? Что я должна помнить?

- Как? Вы хотите сказать, Кэти, что не знакомы с Кальманом?

- С каким еще Кальманом?

- С Имре Кальманом, Кэти, с господином Имре Кальманом. Неужели?

- Если не ошибаюсь, это композитор…

- Да, и блестящий. Неужели Вы в самом деле не поняли моего замысла?

- Какого замысла?

- Да, я шут, я циркач, так что же, - снова напел он, - решено. Позвольте пригласить Вас в театр.

- В театр? Вы и так устроили тут театр. Одного актера.

- Нет  же! Не отказывайтесь. Я не смогу жить, если буду знать, что Вы не знаете его музыки. Что Вы ничего не знаете об этом. Я соглашусь дать концерт, я обещаю, если Вы пойдете.

- Но когда?

- Как только так сразу. А может быть лучше все же Анри?

- Что Анри?

- Может, лучше не Эйб? Лучше Анри?

- Я уже как-то привыкла к Эйбу, если Вы не против.

- Ну что ж, Эйб так Эйб. Ничем не лучше.

***

К этому походу в театр Кэти готовилась как к первому свиданию – и злилась на себя. Злилась из-за того, что так ждет встречи с этим вот странным человеком без имени, и говорила себе, что она ему совершенно безразлична и неинтересна, что интересует его как та самая Кэти Джемисон – и не более того – и злилась снова, понимая, что всего лишь после двух разговоров ни о чем она ждет встречи с этим пижоном и фигляром, с человеком, которому по большому счету наплевать на все, что ей дорого – как и, кажется, на все человеческое в принципе. Она понимала, что он ей должен быть отвратителен – и не могла отделаться от ощущения, что этот самый Эйб ей кого-то напоминает. Повадками, манерой говорить, жестами – всем. Она в сотый раз мысленно перебрала всех своих многочисленных знакомых – и не нашла ответа на свой вопрос.

И вот теперь она собралась с ним – кто бы мог подумать! – в театр. Будто она какой-то персонаж из светских хроник.

Кэти разложила на кровати платья, чулки, новое белье – задумчиво рассматривала все это богатство, в сотый раз ругая себя за согласие. Но в конце концов разве это так много – она послушает музыку и получит – должна, не может не получить! – удовольствие, а он сыграет этот пресловутый благотворительный концерт, и они смогут как минимум помочь её любимому детищу – сети бесплатных ветлечебниц. Но возможно, что не только ей! Кэти часто приходилось пользоваться своим именем, чтобы получать дополнительные – и немаленькие – средства для различных проектов, и каждое дело она доводила до конца. Она могла бы показать немало городков на карте мира, где её работа приносила реальную пользу – но с каждым разом доставать деньги становилось все труднее, особенно если о помощи не рассказывали в прессе и это не приносило дивидендов. Многие из помогавших отчего-то надеялись на некие взаимные чувства со стороны самой Кэти – и потому обижались, получая отказ. Все считали, что она должна им. Она считала иначе, что делало дальнейшее сотрудничество невозможным.

И вот теперь – снова – все с самого начала. С одной только разницей – Кэти отчаянно хотелось встретиться с этим человеком еще хотя бы раз – поговорить с ним, побыть наедине, ощутить этот внимательный, ищущий взгляд глаз, у которых, казалось, зрачков не было – до того они были черны. Ей нравилось, как он на неё смотрел, нравилось, как он говорил – его резкая, раздражающая манера, его низкий, хриплый, не очень-то красивый голос. Она была вынуждена признать, что этот человек ей нравился – и это злило её больше всего.

- Театр, организация концерта, а дальше – все. Заканчивать с этим, пока не поздно. Я к отношениям не готова, - сказала она своему отражению в зеркале. Отражение смотрело на неё испуганно, и Кэти показала ему язык.

***

Машина приехала за ней без опоздания.

Эйб – как всегда весь в черном – открыл перед Кэти дверцу – и при этом даже не улыбнулся.

Кэти ожидала, что они подъедут к освещенному огнями главному входу, где толпились элегантные женщины и не менее элегантные мужчины, среди них – старушки-театралки и студенты-музыканты. Но нет, они проехали мимо и вошли через какую-то заднюю дверь, где их с поклоном встретил невысокий человек почему-то в смокинге и проводил какими-то переходами в отдельную ложу. Несмотря на то, что там было шесть кресел, они остались вдвоем, и Эйб закрыл дверь ложи на ключ («Чтобы никто случайно не вошел», - объяснил он, - «не бойтесь»).

- Эйб, как Вы умудрились… Отдельная ложа – это же…

- Это не совсем моё. В свое время один мой, - он задумался, - друг. Ну да, друг  - он оказал некие услуги директору театра, и тот сказал, что пока он остается директором, друг может пользоваться директорской ложей по своему усмотрению когда угодно и сколько угодно. Я счел возможным позаимствовать у него это право для того, чтобы пригласить Вас.

- А кто он, этот Ваш друг?

- Я не уверен, что Вы хотите знать это.

- Он какой-нибудь бандит? Мафиози?

- Возможно что и так. У нас, людей искусства, бывают порой весьма странные покровители. Хотите шампанского? Тут есть прекрасное розовое…

- Что, прямо здесь?

- А почему бы и нет? Нас все равно никто не видит.

- Но я же вижу всех этих людей в зале.

- Защитный экран. Мы видим всех, нас – никто. Считайте что это тоже каприз моего друга. Впрочем, это нововведение существовало и до того как – это удобно, если театр посещают высокопоставленные лица. Для остальных зрителей ложа задернута занавеской. Так хотите?

- А пожалуй хочу, - Кэти решительно кивнула, мысленно добавив «была – не была».

Небольшой мини-бар стоял тут же, замаскированный под еще одно кресло.

Эйб легко открыл холодную бутылку, достал откуда-то, как показалось Кэти, из стены тончайшие, нежно звенящие от каждого прикосновения бокалы.

- Но разве прилично пить во время спектакля? Это неуважение к артистам…

- Во-первых, спектакль еще не начался. Во-вторых, нас все равно никто не видит. А в-третьих это же оперетта, а опереттой следует наслаждаться, от прослушивания оперетты следует получать радость. Шампанское и оперетта неразделимы, поверьте. За прекрасный вечер!

***

Увертюра взлетела к высокому потолку театра, подчиняясь рукам дирижера, радостная, веселая музыка, с узнаваемыми мотивами – Кэти поклясться готова была, что где-то всё это уже слышала – и продолжая слушать.

Эйб постукивал пальцами по подлокотнику – совсем неслышно, но Кэти понимала – чуткие пальцы музыканта улавливают ритм, стараются играть вместе с оркестром.

Во время той арии, которую он напел ей раньше – про маску – Эйб замер, подался вперед, слушал внимательно, будто боясь упустить хоть слово, хоть ноту, и Кэти вновь подумала, что этот профиль знаком ей, ах как знаком – но чей он? На этот вопрос не было у неё ответа.

Она периодически делала глоток из бокала, Эйб же к своему более так и не притронулся.

Действие шло к развязке – вот сдернуты маски, вот Теодора узнает правду, вот и разоблачение – и Кэти подумала, что понимает, чем же так привлекательно для Эйба это произведение. Одиночество и страдания артиста, большого артиста – вот что. А может быть и тайна, как и там, на сцене - он же весь – тайна и загадка, этот бледный человек в черном.

***

- Вам понравилось, Кэти?

- Да. Но я не понимаю – как Вас может привлекать столь легкий жанр?

- Легкий? Вы говорите – легкий? Вы думаете, это так легко – писать такую легкую музыку, которая пережила годы? Легкость оперетты – это миф, оперетта – это сама красота, это жизнь, это радость. Послушайте только выходной чардаш Марицы…  Или например… Кстати – Вы же знаете его?

Кэти покраснела.

Эйб изумленно поднял брови.

- Знаете, Кэти, я предлагаю сделку.

- Сделку?

- Именно. Вы ходите со мной на все оперетты Кальмана, а я за это все же выступаю для Вас, в большом зале, как Вы и просили. В этом самом театре. Согласны?

- Но согласиться ли театр?

- Непременно. Мой друг оказал ему услугу столь большую, что театру деваться будет некуда.

- И все же это невероятно. Я считала, что серьезные музыканты и оперетта…

- Серьезные оперные певицы счастьем считают петь арии из оперетт, и уж поверьте, что Имре Кальман – лучший из всех. Так вы согласны?

- Да.

***

Кэти чувствовала, что летит в пропасть – и обратного пути нет.

«Принцесса цирка» сменилась на «Марицу», и теперь она по утрам напевала «вьются в рощах птичьи трели, засинели васильки», после была «Баядера», после – «Цыган-премьер», и Кэти уже путалась в героях и песнях, удивляясь, как она жила без этого всего раньше.

Эйб открыл ей мир звуков, мир, который ранее был ей не то чтобы недоступен – незнаком, и ей в голову не приходило поинтересоваться им, этим миром. Эйб показал ей мир красивых людей и счастливых концов, канканов и чардашей, арий и смешных песенок. Мир, где обязательно присутствовали многочисленные графини, князья и даже принцы, а в конце и скромный управляющий попадал как минимум в графы.

И над всем этим царила музыка – легкая и удивительная, музыка, от которой хотелось жить, улыбаться, вновь радоваться жизни и открывать для себя новые и новые стороны мира привычного.

Кэти не замечала, как летят дни – и уже перестала считать встречи – они были часты, эти встречи, часты, и проходили они в разговорах, в музыке и снова в разговорах.

Уже было объявлено о грядущем концерте знаменитого «Лорда ?», и билеты стоили невероятных денег – и все равно лучшие места продавались людям, о которых обычно говорят в теленовостях и пишут в журналах.

За время этой совместной работы они незаметно перешли на «ты» - но ни разу, никогда они не говорили о том, что их связывает нечто большее чем музыка и работа.

Кэти в очередной раз ночью готова была заплакать – почему, почему он даже не делает попыток – хотя бы попыток – поухаживать за ней – он, всегда такой вежливый, веселый, остроумный – встречает, провожает, угощает кофе – и ни слова о том, что она ему нравится.

- Ну разве это не очевидно? – сказал как-то Джек, которому она пожаловалась на сдержанность Эйба.

- Нет, он совсем… Понимаешь – совсем ничего, - Кэти не договорила и лишь крутила соломинку в коктейле. Что совсем и что ничего – она сказать не могла, но чувствовала, что ей будет недоставать его – с его черным ежиком волос, глазами будто без зрачков и черными рубашками.

Кэти выяснила, какой у него одеколон, и купила себе  такой же – чтобы иногда, когда ей грустно, открывать и нюхать его.

Она понимала, что это так глупо, так по-детски, и вспоминала, как оно было с Франсуа. Выходило, что совсем не так. Тогда не было у неё чувства, что каждый раз – последний, хоть тогда  и рисковала она жизнью ежедневно и ежечасно.

Дома, в шкатулке с прочими милыми сердцу мелочами, она держала портрет Эйба – просто так, на всякий случай. Мало ли захочется посмотреть? Доставать его, этот портрет, она себе не позволяла.

***

- Может быть, ты все же скажешь, кто твой друг?

- Друг? О, он очень… он нелюдим. И не любит весь мир скопом. Он очень богат, так получилось. Разбогател на той войне с Темной Звездой. И сумел все сохранить. Предпочитает жить уединенно, вдали от мира. Иногда я играю для него.

- И много он платит?

- Для него я всегда играю бесплатно. Кстати, этот клуб принадлежит ему, поэтому мы тут и встречаемся.

- Да кто же он?

- Кэти, ты точно хочешь знать?

- Да, - она кивнула.

Думала же Кэти Джеймисон совсем о другом – Эйб смотрел на неё так же внимательно, как и всегда, и она готова была поверить в то, что и в самом деле неинтересна ему – до того он был отстранен и сдержан. Но раз так неинтересна – зачем же он раз за разом приглашает её – то в клуб, то на выставку, то в театр – раз за разом, будто ему и пойти не с кем. Почему он так себя ведет? Ни о чем другом она не думала, и свое собственное «да» застало её врасплох. Впрочем, как и ответ.

- Ты сама напросилась. Это принц Абихан.

Кэти вздрогнула.

- КТО?

- Принц Абихан. Я предупреждал, что ты знать этого не хочешь.

- И это место принадлежит ему?

Эйб кивнул.

- И этот кофе? И все здесь?

- Именно. Прости, наверное, я  должен был сказать тебе сразу.

- И он бывает здесь?

- Ты видела?

- Пару раз, когда я ждала тебя – а ты опаздывал – мне казалось, что за мной кто-то наблюдает. И еще когда мы пришли сюда первый раз – с Джеком. Мне показалось, что за занавеской мелькнули чьи-то светлые волосы. Но я решила тогда, что мне показалось.

- Да, вероятно он мог смотреть на тебя.

- Это все его?

- Ну да.

- Пойдем отсюда. Немедленно. У тебя могут быть свои соображения, но я воздухом одним не желаю дышать с этим… с этой… с принцем я не желаю даже жить на одной Земле. Если бы я знала, я бы никогда не вошла в это мерзкое заведение.

- Он так отвратителен тебе?

Кэти показалось или он стал еще бледнее?

- Я понимаю, он твой друг, то есть я не понимаю, но… Я не хочу оставаться здесь ни секунды.

- Тебе так неприятно само его имя?

- Мне отвратительно все, что напоминает о нем. Все. Я пошла. А ты…

- Я провожу тебя. Пойдем.

- И не води меня сюда больше. Никогда.

Эйб пожал плечами.

- Я понял.

***

До запланированного мероприятия оставалось всего ничего – и Кэти ждала этого дня, этого концерта, ради которого она столько сделала, с ужасом – потому что была уверена – это будет последний раз когда они увидятся. Она думала, что на этом все закончится – и тоска сжимала ей тогда горло, тоска и боль – которые она отгоняла прочь, упрямо запрещая себе даже думать о том, что все закончится.

Эйб позвонил – он теперь звонил часто, почти каждый день – и голос у него был необычайно торжественный.

- Я хочу пригласить тебя на одну премьеру.

- В ложу, принадлежащую ЕМУ? Ни за что.

- Почему в ложу? Во-первых, есть и другие театры и концертные залы. Во-вторых это другое. Я лицо приглашенное.

- Выступать?

- Нет. Я – зритель. И ты – моя официальная спутница.

- Подожди – чтобы  ты и принял такое предложение?

- Я решил напоследок выйти в люди. Я терпеть этого не могу, ты же знаешь – но я намерен после твоего… нашего мероприятия уйти в тень. Уединение, отдых и прочее – я устал. Поэтому напоследок хочу вот так. Решил принять приглашение.

- И как надолго ты намерен устать?

- Насовсем.  Мне надоела эта игра со зрителем.

У Кэти внутри все замерло.

- Почему я?

- Я хочу, чтобы это была ты.

- Но ты же говорил, что мы публичные люди.

- Вот именно. Поэтому решено – ты идешь со мной. Не могу же я пойти один, в конце концов. Не так  поймут еще.

- А если мы будем вдвоем? Поймут так?

- Как-нибудь. До встречи. Я не буду заезжать в этот раз, пришлю официальный мобиль. Да, и не думай – они с ума сойдут от восторга, когда увидят, кто их посетил. Ты персона еще более редкая чем я.

***

Кэти подумала, что сейчас умрет. Немедленно. Прямо на этом самом месте. На своем любимом балконе, где она собственноручно посадила в ящики цветы и где любила сидеть – высоко, прямо над пляжем, над морем, глядя на волны. Умереть – сейчас.

Слова – его слова – про то, что он желает уйти в тень – навсегда – крутились и крутились, не давая подумать о чем-то другом.

Значит они больше не увидятся? Они проведут мероприятие – и все, и она снова закрутится в колесе жизни, а он будет где-то там, где ей нет места – вообще нет.

Кэти просмотрела бумаги – Эйб прислал ей программу будущего концерта – внесла последние, как она надеялась, изменения, побродила по дому, вышла на улицу.

Она любила вечером гулять вдоль кромки моря, иногда босиком – по воде, по самому краю, и так, чтобы волны на ноги – а после упругий, мокрый песок – и снова вода, и песок вместе с водой проходит сквозь пальцы, а брызги долетают до лица – это успокаивало.

Кэти дошла до каменной косы уходящей в море, прошла по камням, мысленно здороваясь с давними обитателями – крабиками, птицами, кошкой, побиравшейся у рыбаков (Кэти иной раз приносила ей что-нибудь вкусное, а зимой пускала на веранду) – и парой низкорослых пегих собак, живших неподалеку – и любивших, как и она, сидеть на камнях в солнечные дни.

Она долго сидела, глядя на заходящее солнце, чувствуя, как уходит из камней последнее дневное тепло,  пытаясь успокоиться, все обдумать, понять – саму себя.

- Он мне, в конце концов, ничего не обещал и никаких намеков не делал. Это все я сама себе придумала, - сердито сказала она сама себе.

***

Следующий день был посвящен подготовке к событию – единственному выступлению знаменитой португальской певицы, которую можно было услышать еще реже, чем Эйба. Кэти точно знала, что там будут дамы в бриллиантах и дамы в вечерних платьях, мужчины в смокингах и их спутницы – и совсем не представляла себя среди них.

Она еще раз придирчиво осмотрела себя в зеркале – прическа, макияж, платье – все соответствовало, но впрочем она не сомневалась – Эйб будет, как обычно, в черном.

Она осмотрела себя еще раз – в зеркальце – выходя из машины – они с Эйбом подъехали одновременно, но не ожидала, что в фойе концертного зала – лучшего в городе – будет столько фотографов и корреспондентов. Такое она видела не так уж часто – хотя могла бы и привыкнуть – первые дни после войны были наполнены такими вот встречами, приемами, фотографами и телеоператорами. Впрочем, напомнила она себе, она быстро прекратила посещать подобные мероприятия, предпочтя внешне спокойную жизнь в своем светлом доме на берегу моря – как она всегда мечтала. Спокойную жизнь – и весьма беспокойную работу, напомнила она сама себе. Весьма беспокойную – один Джек чего стоил, не говоря уж о прочем.

Эйб слушал, закрыв глаза, наслаждаясь каждым звуком и каждой нотой.

Кэти же никак не могла сосредоточиться – все думала и думала о том, что он сказал накануне. Внутренние часики отстукивали последние часы – и она не знала, как сделать, чтобы время пошло назад, а не вперед.

В перерыве он коснулся её руки.

- Ты слушаешь, - прошептал Эйб. – Тебе не нравится?

- Мне… Я слушаю.

- Ну я же вижу, что нет. Я знаю, какое у тебя лицо, когда ты слушаешь музыку на самом деле. Расслабься. Проблемы проблемами, а музыка вечна. Слушай.

- Тебе бы мои проблемы, - прошептала Кэти.

- Все хорошо будет. Здесь и сейчас проблемы нет. Какой у неё голос, какой голос… Невероятно.

***

Когда все закончилось, Эйб потянул Кэти к выходу – шепнув: «Быстрей! Сейчас будут приставать с вопросами, а нам это точно не нужно».

Какой-то настырный молодой человек сунулся было к ним с микрофоном, но Эйб зло и быстро прервал это общение, оставив юношу краснеть от стыда и досады.

Другие, менее удачливые, не смогли даже приблизиться – и лишь фотографировали и снимали издалека. До Кэти доносились обрывки фраз – и довольно громких – о том, что это же Кэти Джеймисон, кто бы мог подумать – и с кем! Она шла через вспышки, подняв голову, не глядя по сторонам – и видела, что Эйб не просто идет рядом – еще и полумаску свою знаменитую надел.

На улице было душно, жарко, Кэти порадовалась тому, что выбрала для этого вечера шелк, приятно холодящий кожу.

- Зачем ты надел эту маску?

- Это часть меня уже. Ты не заметила?

- Пока не замечала.

- Какой же у неё голос, какой голос.  Надо ей предложить как-нибудь помузицировать вместе.

- Она же звезда!

- Мне даже такие звезды не отказывают. Я сам звезда. Не меньшая.

- Но она выступает так редко.

- Так я и не про это говорю. А про дружеский вечер с музыкой. Я поговорю с ней позже, а сейчас поехали. Я хочу тебя кое-куда пригласить.

***

- Пойдём. Думаю, тебе понравится, - он улыбнулся так искренне, что Кэти не могла не улыбнуться в ответ.

Они подъехали к небоскребу – Кэти видела его только издалека, дом с самыми дорогими в городе квартирами, стоящий на холме – у самой границы города. Оттуда – сверху – открывался вечерами вид на весь город и на море.

- Ты живешь где-то рядом?

- Я живу здесь.

- Как здесь? Быть того не может.

- Почему не может? Пойдём же, сейчас как раз зажгутся огни, и будет лунная дорожка в море – разве не прекрасно?

- Прекрасно, но…

- Тебя что-то смущает?

- Я не думала, что мы едем к тебе. И тем более не предполагала, что ты живешь в таком месте.

Они вошли в просторный холл – неизменный в таких домах хай-тек, блестящий лифт с зеркалами, вышколенный лифтер.

- Добрый вечер, Ваше высочество, - поклонился он, тонкий, как жердь, негр в белой форме – будто из старых кинофильмов.

Что-то здесь было не так, и только выйдя из лифта, она поняла – обращение. Ваше высочество.

- Что еще за высочество?

Эйб засмеялся и махнул рукой.

- Они все почему-то считают, что я наследный принц. Я сам им так сказал – наследный принц в изгнании. Им понравилось.

- А другие жильцы?

- С другими жильцами я почти не знаком. Зачем ни мне? И зачем я им? Проходи. Надеюсь, тебе понравится.

Кэти вошла и осмотрелась. Она ожидала чего угодно – невероятной роскоши, антикварной мебели – или напротив чего-то модного, хромированного и прозрачного – но действительность оказалась совершенно иной. Она ожидала модного жилища человека из шоу-бизнеса – но квартира оказалась студией, оформленной в самом минималистском духе из всех возможных. Аскетизм, функциональность, свет  – потрясали воображение. Кэти даже показалось, что воздух стал свежее. Все в этой квартире было исполнено особого, как ей показалось, смысла – и белый шар лампы, и прозрачная ваза с цветами, и маленькое деревце на столе – крошечное и смешно изогнутое… Легкие перегородки-ширмы, низкий диван, низкий столик, белый ковер – в квартире этой дышалось легко и хотелось остаться, хоть было страшно нарушить гармонию этого места.

- Тебе нравится? – его голос вывел её из состоянии созерцательной задумчивости.

- Я думаю, что в этом доме это единственная в своем  роде квартира такого рода.

- Несомненно. Они бы не поняли, как это красиво.

- Я не пойму только одного… Разве музыкой можно заработать так много?

- Не только музыкой. Музыка – это, ежели угодно, хобби. Удовольствие. Ну а раз оно приносит деньги – так почему бы и нет? Тем более что мне помогает… друг.

- Ты говорил об этом друге, я помню, - Кэти поморщилась.

- И просила не упоминать его впредь. Я не буду, раз тебе неприятно.

- А Аби… он бывал здесь?

-Бывал. Редко. Раза два-три, не больше. Он нелюдим, ты наверное знаешь.

- Не знаю и знать не хочу, -  отрезала Кэти. - Зачем мы о нем говорим?

- Мы не будем говорить о нём, раз тебе это неприятно. Так тебе в самом деле нравится?

- Да, - выдохнула Кэти с восторгом, - да, очень. Здесь так… легко. Так светло. Здесь прекрасно.

- Я рад, - он улыбнулся. Кэти вновь поразило это выражение нежности и грусти – его лицо будто осветилось изнутри.

«Он ведь показал мне нечто очень дорогое ему, это его потаенное, сокровенное место»

- Это честь для меня – оказаться здесь. Здесь ведь не так уж часто бывают гости?

- Гости здесь бывают редко, - глаза его заблестели. – Пойдем, я покажу тебе балкон. Ради него я эту квартиру и купил. Только ради него.

Кэти ахнула – под ней был весь город – с его огнями, световыми дорожками улиц и перекрестков, бегущими светлячками мобилей и миганием светофоров – и в конце всего – сияющее в лунном свете море. Балкон был огромным – наверное не меньше гостиной в  доме самой Кэти. Огромным – и таким же светлым и легким, как и все в этом доме.

Эйб ни о чем не спросил – достаточно было посмотреть на лицо Кэти – сияющее от восторга, радостное, улыбающееся. Достаточно было увидеть, как ветер играет с её волосами, как она подставляет лицо этому ветру и как она вдыхает запах моря и наслаждается им.

Он повернулся к панели на стене и что-то набрал на дисплее.

Кэти услышала чарующую и такую знакомую музыку. Знакомое вступление – и знакомый голос, такой знакомый…

- Это же Синатра! – воскликнула она.

- Синатра. Вы танцуете нынче вечером?

- Да,  несомненно – да.

Они казалось были очарованы моментом – оба.

Его прикосновение было нежным, он бережно держал её руку  и смотрел ей в глаза – как в первый раз, так, как на неё не смотрел никто, даже Франсуа.

- Разве ты слушаешь такую… такую музыку?

- Синатра не становится лучше или хуже от того, что его слушают миллионы. Так же как и Глен Миллер, не правда ли? Он прекрасен.

- Я могла бы ожидать этого от кого угодно, но от тебя? Вечер, внизу весь город в огнях, Серенада лунного света – невозможно поверить! Такой избитый прием.

- Но от того разве он менее прекрасен?

- Да, - выдохнула она, - странно, но да. Можно послушать еще раз?

- Хоть сто тысяч раз, - улыбнулся он.

Легкие шаги – все было легким сегодня ночью – легкие шаги по плитам балкона – легкие шаги под музыку, прикосновения, мерцающий свет луны – все сегодня было не так, как всегда. И Кэти понимала, что так бывает лишь раз – один единственный раз в жизни. И что ради этого возможно тоже стоило и воевать, и жить.

***

Синатра пел и пел – песня давно сменилась, а шампанское было восхитительно холодным -  в самый раз для теплого, немного душного вечера – впрочем, здесь, на высоте, духота совсем не ощущалась. Кэти наблюдала за городом, отпивая из бокала эту казавшуюся ей волшебной искрящуюся жидкость – мелкими глотками, осторожно, чувствуя, как танцуют на языке пузырьки – и чувствуя, как голова её кружится, все еще кружится в танце. Сколько раз она видела это в кино – и никогда не думала, что это на самом деле прекрасно – наблюдать за ночным городом с высоты птичьего полета или же танцевать на высоте птичьего полета – над городом.

Лунная дорожка дрожала на воде – и море светилось.

- Ты вся светишься, - прошептал вдруг Эйб, внезапно положив руку ей на плечо. – Ты как из лунного света. Ты сама  волшебство сегодня.

Кэти молчала, не зная, что сказать – она боялась неосторожным словом спугнуть волшебство момента, боялась разрушить чары луны и лунной ночи.

- Это чудо, это такое чудо, что я тебя встретил. Это слишком невероятно, чтобы быть правдой, - он отпил из своего бокала, заметно волнуясь.

- Чудо, да, - прошептала она.

- Ты ведь останешься здесь сегодня – он не спрашивал, он говорил наверняка.

Он задержал дыхание.

Кэти кивнула.

И посмотрела на него снизу вверх  – оказалось, что он высокий, удивительно высокий – а она и не замечала.

Эйб провел рукой по её щеке, осторожно притянул к себе, поцеловал в висок – аккуратно, нежно, необыкновенно нежно и бережно. Поцеловал закрытые глаза, скользнул ниже – и Кэти замерла в ожидании.

Губы их наконец встретились – она и не подозревала, что так ждала этого момента, этого поцелуя – будто она ждала его всю жизнь. Его губы были мягкими, она чувствовала в поцелуе привкус моря и шампанского, привкус холодной дыни и горного ветерка – легкого, снова эта невероятная легкость – и музыка снова кружила голову – Night and day, you are the one, Only you beneath the moon or under the sun, Whether near to me, or far, Its no matter darling where you are - I think of you – восхитительная мелодия, будто из детства.

Они целовались бесконечно долго – песню и еще одну – и Кэти показалось, что не песню, и не одну – а тысячу и одну вечность, а его губы уж скользнули ниже, к основанию шеи, к завитку рыжих волос на плече, и она боялась глаза открыть. Она вдруг поняла, что и не жила никогда – до этого момента, до этой лунной ночи над городом, до этих прикосновений и это лунной мелодии, которая пронизывала всё её существо.

Он повёл её обратно, в квартиру, и Кэти даже не сопротивлялась – хотя твердо намеревалась не допустить этого, но в этих руках было так хорошо, как не было никогда раньше – этот полет нельзя было сравнить даже с самыми крутыми виражами на «Бете», и она вдруг поняла еще, что и воевала возможно ради этого мгновения – ради возможности не бояться налета очередного творения чертова профессора или стремительных военных машин принца Абихана. Ради возможности вот так вот видеть мирный город лунной ночью стоило воевать и вскакивать по боевой тревоге в любое время суток.

- Ты не здесь, - прошептал вдруг Эйб.

- Я задумалась, прости, я здесь, конечно здесь.

Эйб уже нажал на кнопку, и открылась очередная ниша – с окном во всю стену, и за оном этим снова был город в огнях и море вдали, и в этой нише, за великолепной ширмой была низкая кровать с белоснежными простынями – и она вновь не стала сопротивляться, чувствуя, как соскальзывает к её ногам платье – и как все её естество готово любить сегодня.

- Это волшебство полной луны, - прошептала Кэти, - наверняка оно, я читала…

- Конечно волшебство, разве может быть иначе? Какая же ты красивая оказывается, какая ты невероятно красивая сейчас.

Он осторожно целовал её лицо, опускался ниже, исследовал, казалось, каждый сантиметр ее тела – и Кэти вдруг показалось, что и сама она уже невесома и прозрачна -  в свете луны. Его лицо казалось серебряным, как еще одна маска, совершенно серебряным, и лицо, и тело – они оба стали серебряными, как две играющие рыбки на лунной дорожке.  Она отвечала на поцелуи, не думая уже о том, хорошо ли это или плохо, не думая о том, что они знакомы всего ничего и что это все к утру должно развеяться – как туман, как еще один летний сон. Сон, который так быстро проходит, приходя с шорохом листвы и уходя с первым птичьим пением утра.

 ***

Утром Кэти проснулась от яркого света солнца.

Она нежилась на тонких, льняных простынях, жмурилась, глядя на сияющее вдали море и думала, что неплохо бы сейчас отправиться туда, к нему, поплавать вдоволь, а после растянуться прямо так, на камнях, подставляя спину первым солнечным лучам.

Человек, лежащий рядом с ней, улыбался даже во сне – улыбался счастливой улыбкой, и Кэти с интересом рассматривала во все подробностях его лицо. Впервые с тех пор как они познакомились. Все-таки её беспокоило странное, иногда столь явное сходство этого лица с каким-то другим, а вот с каким… Еще секунда – и все встанет на свои места, и она вспомнит, непременно вспомнит…

- Ну и как я при свете дня? – спросил он вдруг, не открывая глаз.

- Неплохо. Сойдёт пожалуй. Кого же ты мне все-таки напоминаешь?

- Первую любовь?

- Вряд ли, и это не очень-то веселая история, - Кэти невольно вздрогнула.

- Он тебя не любил?

- Его убили, - она вспомнила пожар в доме Франсуа и подумала, что это наверное последнее о чем она готова рассказать этому человеку.

- Ээээ… Прости.

- Ничего.

Покой был нарушен - воспоминания не отпускали даже сейчас, когда о том и думать не стоило.

Кэти отвернулась, пытаясь прийти в себя –  она все не могла привыкнуть к тому, что воспоминания эти причиняют боль, причем в самые неожиданные моменты. Сейчас она не хотела думать о боли, она хотела радоваться.

- Я принесу тебе воды, - Эйб вскочил, и Кэти вдруг ясно увидела, на кого он похож – несмотря на эти черные волосы, несмотря на матово-белую кожу и черные, будто без зрачков, глаза.

Кэти зажмурилась, чтобы отогнать непрошенное видение – такого просто не могло быть, никак не могло. Следом пришло осознание – если она не ошиблась, то с ней случилось худшее, самое худшее – она в постели того, кого ненавидела пожалуй больше всего в мире. Кэти еще раз мысленно заменила черный ежик волос на светлые пряди – ошибки быть не могло. Как же она не увидела раньше? Как могла не заметить?

Кэти встала, накинула халат Эйба и осмотрела комнату, пытаясь отыскать следы истинного хозяина. Она испугалась, думая, что выдать себя означает подписать себе самой смертный приговор. Этот отсек – тот, где стояла кровать, вовсе не был безликим – но ничто не говорило о том, кто живет в этой квартире – она не видела ни книг, ни фотографий, ни… Что-то смутно узнаваемое в нише привлекло её внимание. Там все-таки было фото – принц Абихан, Лорд Джеральден, Капитан Блейд – все трое, рядом, и засохшая роза лежала там, и еще одно фото – её, Кэти Джемисон, в форме второго пилота Макрон-базы.

Она развернулась, начала судорожно одеваться, проклиная непрактичное платье и столь же непрактичные чулки – нет бы ей быть в обычной одежде, в джинсах и без каблуков.

Эйб вошел со стаканом воды, улыбаясь – улыбаясь довольно, Кэти впервые видела такую счастливую улыбку, он весь сиял – и замер, увидев, что Кэти уже оделась и смотрит на него с ужасом. Улыбка повисла в воздухе – подобно улыбке Чеширского кота – он теперь выглядел растерянным и удивленным, не понимая, что произошло.

- Кэти, что случилось?

- Не подходи ко мне. Не смей даже приближаться, - Кэти отступала назад, медленно, не сводя с него глаз, отступала, пока не споткнулась и не задела стеллаж, с которого упала какая-то папка. Из папки выпали рисунки – нет, не рисунки, распечатки – и на них Кэти успела заметить собственно принца Абихана – и видимо его же, с различными вариантами смоделированных на компьютере причесок, цветом волос и глаз. Картинки мелькнули, и теперь она уже не сомневалась. В глазах её был ужас. В его – тоже.

Эйб – или теперь уже Абихан – стоял на пути к выходу, растерянный, все с тем же стаканом воды в руках, не зная и не понимая, что же теперь делать.

- Кэти, подожди. Я объясню…

- Просто выпусти меня отсюда и не смей приближаться.

- Я отвезу тебя…

- Нет уж.

- Я такси вызову.

- Не нужно.

- Наверное, рано или поздно правда открылась бы, - зло сказал Абихан.

- Какой же ты мерзавец!

- Ты добровольно пришла сюда, и тебе было хорошо.

- Ты отвратителен мне. Лучше бы сдох тогда. Сдох как собака. Как всех вас следовало умертвить. Ты выпустишь меня?

- Я не собираюсь удерживать тебя силой. Но все-таки позволь отвезти тебя домой.

- Никогда.

Она выскочила из квартиры, влетела в лифт, напугав лифтера, вскочила в такси и скоро была дома.

***

Боль накатывала волнами – боль, от которой не было спасения и хотелось только свернуться калачиком и ничего не видеть и не слышать. Ничего и никого.

Приехав домой, Кэти первым делом бросилась в ванну и долго терла себя, стараясь смыть прикосновение его рук. После пошла к морю и долго, до изнеможения плавала, пока не упала без сил на горячий песок, стараясь лежать и не шевелиться, чувствуя, как ветер касается её спины. Она надеялась, что морская вода окончательно смоет и эту ночь, и эти поцелуи – смоет, и она, Кэти, снова станет чистой, такой, как была всего несколько месяцев назад – до того рокового похода на концерт. Она надеялась, что вода смоет боль.

Боль не проходила. Боль приходила всякий раз как она вспоминала – вечер, танец на балконе над самым городом, чужую улыбку, музыку, мерцающее под луной море – и то, что было до того.

Кэти забилась под одеяло и плакала, плакала, плакала без конца, не понимая, что с ней происходит и что теперь ей делать.

Боль рано или поздно проходит, это она знала лучше многих – но за что же ей столько боли? За что ей одной?

Она заставила себя встать, одеться, открыть окна в доме и выйти в сад. Перед дверью переминался с ноги на ногу Джек, будто не решаясь войти.

- Кэти? Слава богу, мы волновались, мы с Патриком, я вот решил к тебе съездить… Ты отвратительно выглядишь… то есть… ты заплаканная какая-то, Кэти. Что с тобой? Ты читала новости? Ты знаешь?

- Я ничего не знаю, Джек, и знать не хочу.

- Кэти, так нельзя. Ты не отвечаешь на звонки, тебя ищут, а тут еще и это. Ты правда не в курсе?

- Я? Нет.

- Собирайся, поехали куда-нибудь. Сейчас же.

- Я не хочу никуда.

- Хочешь – не хочешь – никто тебя не спрашивал. Собирайся. Или я тебя силой уведу.

- Джек, я не могу…

- Можешь. Всё ты можешь. Хотя странно конечно, что ты сразу не узнала. Очень странно. Ну да тебе видней.

- Ты о чем, Джек?

- У тебя есть полчаса… Хорошо, сорок минут на сборы. После этого – чтобы духу не было твоего здесь. Через сорок минут ты сидишь в моей машине,  и мы следуем…

Джек вытащил свой любимый неубиваемый, простой и надежный, как кирпич, коммуникатор.

- Патрик, - крикнул он туда, - Патрик, мы куда следуем? Да, я нашел её. Да, дома. Жива, все в порядке. А, понял, туда и проследуем. Будем максимум через час. Да, вино, и побольше, и остальное – сам знаешь. Давай, до связи. Салют.

- Ну и куда? – спросила Кэти.

- Там разберемся. Давай-давай, не спи на ходу. Умывайся, одевайся, что там тебе нужно. Я жду. Я прямо тут жду, в доме, а то вдруг снова куда-нибудь исчезнешь?

***

Через те самые сорок минут – как по расписанию – Кэти уже была в машине Джека, такой же надежной и функциональной, как и все у него – и машина двигалась в сторону набережной и, как поняла Кэти, любимого ресторанчика всей их команды.

- Так что случилось, Джек?

Тот вместо ответа вытащил откуда-то из-под сидения изрядно смятую газету. Кэти узнала аляповатый дизайн популярного издания. На первой полосе было фото Эйба-Абихана – фас, профиль, с длинными светлыми волосами, с короткими черными, все подробности.

- Он решит, что это я, - прошептал Кэти.

- Вряд ли. А если и да – тебе не все ли равно?

- Теперь – уже все. Равно. Плевать.

- Скажи, ты в самом деле не узнала его?

- Я все думала, что он мне кого-то напоминает, что-то такое знакомое, но… Я не могла предположить. Понимаешь?!

- Понимаю. То есть ничего не понимаю, но ты не думай об этом. Забудь. Сейчас мы едем веселиться и отдыхать. А ты когда узнала?

- В том-то все и дело… - Кэти посмотрела на дату выпуска газеты. – Примерно за сутки до этого вот.

- Да, скверно. А как ты узнала?

- Все вместе. Вдруг увидела. Сложилась картинка. И еще… У него дома было мое фото. Спрятано, но я успела заметить. Моё и еще отдельно тех, троих. Их всех втроем. Боевое братство, черт бы их побрал.

- Бедная девочка моя. Плюнь. Ну вот, приехали, Патрик уже ждет.

***

Они веселили её как могли. Старались, травили анекдоты, рассказывали идиотские истории, смеялись сами и приглашали и её – посмеяться, улыбнуться – улыбнуться хоть на минуту. Вино просто рекой лилось, и Кэти в какой-то момент поняла, что подливают-то в основном ей, а сами они – оба – почти не пьют и иногда обмениваются быстрыми взглядами – как врачи какие-нибудь во время сложного разговора с пациентом.

В какой-то момент она даже начала улыбаться, и они танцевали какой-то разухабистый рок-н-ролл, и Кэти плохо помнила, что было в тот вечер – но боль не прошла даже утром.

Она проснулась, поняла, что болит голова – и что заноза, эта дурацкая заноза, это воспоминание о том утре – все еще с ней. Теперь навсегда – с ней.

***

Кэти не спеша шла по пляжу.

Она бродила так уже третий день – бесцельно, без всякого смысла, не смотря на тот вечер, что устроили ей ребята – просто так, в надежде отвлечься. Дома было невыносимо, невыносимо все. Дома ей вспоминался звонок – его первый звонок, и то, как он пил чай у неё на балконе, на том, с видом на море, на её скромном балконе, который конечно нельзя было сравнить с тем, великолепным, с музыкой – но все же это был её любимый балкон. Кэти все вспоминала, как он сидел там – веселый, смеющийся, отпускающий остроты по поводу всего на свете, заставивший её смеяться, так смеяться, как она сто лет не смеялась.

Сначала ей казалось, что она никогда не смоет с себя ни его поцелуи, ни его руки – ничего. После пришла грусть. У неё было несколько месяцев счастья – счастья такого, как в юности, как только и может быть настоящее счастье – и какого она не ждала от жизни давным-давно.

***

На берегу сидела девушка – у самой кромки воды, прямо под её домом – светловолосая, с длинными волосами, в легких полотняных брюках и белой рубашке, босая. Кэти присмотрелась повнимательней – обычно чужие редко оказывались здесь. Присмотрелась – и ахнула. Это был принц, собственной персоной, такой, каким он был на войне.

Кэти замерла, не зная, как  дальше быть. Пройти мимо? Подойти? Заметит или не заметит?

Абихан обернулся, заметил её, но даже не показал, что узнал – отвернулся к морю, молча смотрел на волны – но Кэти увидела, как он вздрогнул, как на мгновение расширились его глаза, он затаился в ожидании.

- Какого черта ты забыл здесь? – Кэти чувствовала, что с трудом сдерживается – и уже проклиная себя за то, что подошла.

- Море, насколько я понимаю, общее, пляж тоже. Или я так мешаю тебе?

- Мешаешь. Море велико. Пляж тоже. Почему ты здесь?

- Я прощался. И хотел бы напоследок объясниться.

- А я не желаю слушать объяснений. Ты недостоин того, чтобы существовать на этой земле. Ты…

- Не горячись, Кэти. Как я уже говорил – ты сама пришла ко мне, и тебе было не так уж плохо. Мог ли принц Абихан рассчитывать на то, чтобы в его доме оказалась Кэти Джеймисон? А вот Эйб – смог.

- Я уничтожу тебя. Уничтожу прямо сейчас. Я хочу, чтобы ты умер. Умер сто тысяч раз и сто тысяч раз возродился – чтобы умереть еще более мучительно.

- Какая ты мстительная. Никогда бы не подумал.

- Убирайся с моего…

- Не твоего. Общего. Городского. Муниципального. Даже я купить не могу. Кэти, я пришел, чтобы объяснить тебе, что произошло и почему я поступил так.

- Есть коммуникатор…

- А ты бы стала разговаривать?

- Есть дверной звонок…

- Да. Я так и планировал. Позже. Не мог пройти мимо этого прекрасного вида на море.  Кроме того, ты любишь гулять вдоль кромки моря. Мне оставалось только ждать. Пригласишь меня внутрь?

- Нет.

- Да. Тебе деваться некуда. Не здесь же нам разговаривать.

- Нам не о чем…

- И поэтому у тебя глаза красные?

- Сукин сын!

- Не то слово какой! Лучше бы тебе все же поговорить со мной в более удобном месте. Здесь, знаешь ли, свидетели могут объявиться. Там спокойней.

- Что тебе нужно?

- Допустим я хочу извиниться.

- Не допускаю.

- А зря, зря… Хватит пустых разговоров, пойдем. Да пойдем же.  Я прекрасно вижу, что ты сама хочешь поговорить.

- Разбить бы тебе твою красивую физиономию…

- Ах, красивую? Вот это мило. Не советую – нам с тобой еще нужно обсудить наше концертное мероприятие. А то как я там буду – с таким-то лицом? Ну что, не будешь упрямиться и будешь хорошей девочкой? Пойдем.

***

- Итак, что там у нас с концертом? – Кэти старательно избегала разговоров на личные темы.

- Я обещал – я сделаю, - пожал плечами Абихан. – Предстану в образе незабвенного Эйба, раз уж я втянулся в это.

- Я не понимаю – зачем? Зачем тебе паясничать перед публикой?

- А я не вижу публику. И не ради денег, как ты понимаешь. Просто я подумал, что можно доставить себе удовольствие. Ты только представь – они платят за то, чтобы меня послушать. Все эти люди. Все те, кто сперва готов был лизать мои сапоги, а после готов был вытереть свои сапоги об меня. Они платят – и платят тысячи долларов – только бы меня увидеть. Впрочем, они же не знали, кого видят.

- И все равно не пони маю. Ты – и это шутовство с переодеваниями.

- Я люблю красивую музыку, Кэти, понимаешь? Да понимаешь конечно. Мне доставляет удовольствие играть.

- Но почему не для себя?

- Но почему бы и нет? Я после тебе объясню.

- После не будет. У нас только сейчас есть. Ноги твоей в этом доме более не будет.

- Кэти, - начал он, когда в дверь позвонили.

На пороге стоял Скотт. Скотт Картер собственной персоной.

Кэти взвизгнула от радости и обняла старого боевого товарища, а тот подхватил её на руки и закружил по дому.

- Кэти, - отдышавшись, Скотт вытащил из кармана газету, - я вот прочитал. И подумал, что тебе нужна помощь. А этому типу я бы с радостью заехал в табло. За тем и приехал собственно. Ну и тебя повидать.

- Куда бы ты мне заехал? – Кэти обернулась, сообразив, что Абихан все еще здесь, все так же сидит в одном из кресел с чашкой чая в руке.

- Кэти? – Скотт с не меньшим изумлением смотрел на принца. – Он-то что тут делает?

- Мы, ххм… мы разговариваем.

- Кэти, а можно я его прямо сейчас вышвырну? И в табло?

- Скотт, давай попозже? Мы с ним сейчас закончим.

- Кэти, - принц казалось был спокоен и невозмутим, но красные пятна на скулах яснее ясного говорили о том, что добром этот разговор не кончится, - не станешь же ты решать за меня?

- Стану.  Давай закончим с переговорами.

- Я бы хотел, чтобы этот невоспитанный тип вышел из комнаты. Хотя бы временно.

- А уж это мне решать, кто тут выйдет, а кто нет. Это мой дом. Скотт, сядь на место, драку я тут тоже не желаю видеть.

Скотт демонстративно сел в дальний конец комнаты и сделал вид, что он крайне увлечен видом из окна. Кэти с беспокойством посмотрела на его руки – кулаки сжимались и разжимались непроизвольно. Кэти решила для себя, что пустым разговором тут дело не обойдется. Абихан стал бледен как мраморная статуя – и судя по его взгляду, так просто ему бы в, как выразился Скотт, табло, никто бы заехать не смог. Она уже обдумывала, как бы наиболее деликатно разрулить ситуацию, поскольку было ясно – переговоров не будет, когда распахнулась входная дверь.

На пороге с видом ковбоя перед дракой стоял Джек.

- Кэти, ты снова не отвечала на звонки, а мы с Патриком улетаем на съемки и…

Он увидел Абихана.

Кэти вздохнуть не успела, как Джек одним прыжком пересек гостиную и попытался ударить принца, вложив в этот удар всю силу и ненависть.

- ДЖЕК! СКОТТ!!!

Абихан мог драться с одним, но никак не с двумя – и из его тонкого носа потекла струйка крови.

- Идиоты! – Кэти попыталась разнять их, и в итоге Скотт оказался на полу, потирая ушибленную голову, а Джек отлетел к дивану, взвизгнув.

- Идиоты! – повторила Кэти. – Деритесь на улице, а у меня дома…

- Прости, Кэт, но я давно хотел двинуть ему в табло.

- Что за табло? Какое еще табло? Откуда вы оба это слово взяли?

- Кэти, я более не намерен присутствовать при этом цирке. Разбирайтесь сами. И пусть твои друзья научатся выбирать выражения и будут счастливы, что я не прикончил их обоих на месте.

Абихан быстро вышел. Кэти беспомощно смотрела ему вслед, чувствуя непреодолимое желание  все же ударить кого-нибудь.

- Что вы наделали? Что вы оба наделали?

- Кэти, детка, что не так?

- Да, Кэти, он же того заслуживал. Теперь синяк будет на его физиономии. Давно хотел эту рожу подкорректировать.

- Зачем?

- Кэт, ты что, не рада? Кэти? Что такое?

- Вы не понимаете, - Кэти уже не сдерживала слез, - вы ни черта не понимаете. Он же ушел, - последнее она выговорила с трудом, - насовсем ушел.

***

Когда она успокоилась, Скотт сидел рядом. У стены, переминаясь с ноги на ногу, стояла неразлучная парочка – Джек и Патрик. Патрик безуспешно пытался сделать вид, что его здесь нет. Джек угрюмо вертел на пальце брелок.

Кэти всхлипнула – кажется в последний раз – и посмотрела на всех троих. У Скотта на скуле был заметный кровоподтек, у Джека – наскоро забинтована рука.

- Кэти, - Скотт уже протягивал ей воду, - он же того заслуживал. Ты же знаешь.

Она кивнула.

- Я бы с удовольствием раскрасил его по полной программе, если бы ты не помешала. Кэти, ты что, снова плачешь? Я не пойму тебя.

- Женщины, - отозвался Джек. – Кэти – женщина, что тут непонятного?

- Господи, Кэти, он тебе что, нравится? Вот он самый какой есть?

Кэти снова расплакалась.

***

Концерт все же состоялся. Она и не думала, что Абихан объявится – но тем не менее он исправно вышел на связь и обговорил все условия участия.

Кэти замерла, слушая, как он играет – играет уже в привычном ей облике, том, памятном по войне – светлые пряди падают на лицо, тонкие руки, голубые глаза – это был тот же самый человек, тот, которого она так ненавидела, про которого сказала – ему же и сказала – что не может даже дышать с ним одним воздухом. И он выслушал это молча и ничего не сказал – как он мог настолько хорошо держать себя в руках?

Слушая, она вспоминала, как это было в прошлый раз – как он играл и как она слушала – как слушала и чувствовала, что она и музыка и этот человек – неразделимы. Сейчас же она сопротивлялась этой музыке – исходящей, как ни крути, от него, от Абихана – и не чувствовала её. Как не чувствовала и его присутствия в зале. Он играл великолепно, это она понимала, но был совсем не здесь. Была техника, не было души. Светлая прядь, тонкие пальцы, снова прядь, качание головой, движение ноги – Кэти смотрела на Абихана как на куклу, работающую в заданном ритме. Как на робота – рука верх, закрытые глаза, открытые глаза, прядь волос – снова и снова. Она пыталась разглядеть в нем того музыканта, того, с ежиком иссиня-черных волос, резкого, насмешливого, того, кто сумел в кои-то веки расшевелить в ней то, о чем она и думать забыла – и не только расшевелить, но и заставить ощутить счастье, о котором она и не помышляла.

И всё это был один и тот же человек? Тот, который стал так нужен ей – и этот, которого она без содрогания видеть не могла…

Когда он наконец завершил выступление, в зале стояла мертвая тишина.

Люди были слишком удивлены как внезапной сменой облика собственно музыканта, так и его игрой – Кэти не могла не признать, что от его музыки меняется мир вокруг.

Абихан встал и быстро покинул сцену.

Не было ни аплодисментов, ни даже шепота – тишина была невероятной.

- Он же уйдет сейчас! - пробормотала она себе под нос.

Кэти вскочила – её место было далеко от сцены, и она вышла из своей ложи незамеченной – и бросила к той комнате, которую Абихан выбрал гримерной. Он был еще там - складывал ноты.

- Кэти? – он был явно удивлен.

- Там полная тишина. Даже аплодисментов нет. Они просто не знают, как на тебя реагировать – ты же теперь снова тот самый принц.

- Если я без маски, мне никто не рад, - пропел он.

- Да уж, - она постаралась улыбнуться. Получилось так себе.

- Ты не слушала меня сегодня.

- Откуда ты знаешь?

- Знаю и все. Я видел.

- У тебя было время смотреть по сторонам?

- По сторонам? Боюсь, я смотрел только в одну сторону.

- Нам закончить надо…  Договор, передача средств…

- Оставь, Кэти. Заберите себе все. Все сборы, мне не нужно ничего пожалуй. Я и так потерял слишком много на этом концерте.

- Что ж ты потерял?

- Надежду.

Кэти прикусила губу – изо всех сил, чтобы не расплакаться.

- Я еще и попрощаться пришла, - выдавила она.

- Попрощаться? Не ожидал. Как мило с твоей стороны.

- Я не думала, что ты в самом деле выступишь. Думала, что сорвешь нам все…

- А, так это дань вежливости. Понятно Я обещал – я выполнил свое обещание. Мне нужно идти.

- Я так понимаю, что мы больше никогда тебя не увидим? По крайней мере в таком качестве?

- В таком качестве уж точно – никогда. Пока я мог притворятся Эйбом, я еще мог. Но в нынешнем облике? Нет уж, увольте.

- И куда же ты теперь?

- О, я не знаю пока. Возможно уйду из этого мира. Уединение – лучшее лекарство. Уединение или длительное путешествие. Посмотрим. Я еще не решил. Хочешь, я оставлю тебе ту квартиру?

- Нет, только не это!

- Я понял. Ну что ж – прощаться так прощаться. Прощайте, мисс Джеймисон.

Кэти кивнула и вышла.

***

Неожиданно холодный ветер – морской, солёный – взъерошил её волосы, погнал по асфальту невесть откуда взявшиеся бумажки, закружил в танце пыль и листья. Кэти с наслаждением вдохнула этот ветер – она любила шторм, любила и ветер, и ожидание тишины и мягких, нежных солнечных лучей первым утром после бури – ожидание штиля, тончайшего кружева почти незаметных волн на камнях, свежести и чистоты воздуха.

Шторм приносил очищение, в котором она сейчас так нуждалась.

Боли уже не было, была грусть – невесомая и легкая, как паутинка – паутинка, затягивающая – звено за звеном – её. сердце

***

Море бушевало третьи сутки.

Кэти смотрела в окно – волны заливали шезлонги на пляже внизу, доставали до дороги, брызги долетали до проезжающих машин и даже сюда, к дому самой Кэти.

Джек назойливо звонил все эти дни, желая приехать, поговорить, утешить – и Кэти боролась с желанием выключить коммуникатор вовсе. Ему вторил Скотт, и Кэти, злясь на себя за то, что не имеет ни малейшего желания видеть сейчас даже его, раз за разом убеждала обоих, что ей не нужно ничего. И никто не нужен.

- Кэти-Кэт, я волнуюсь, - коммуникатор снова заговорил его голосом, на заднем фоне слышался голос Патрика – тот разговаривал с кем-то еще.

- Всё хорошо, Джек, не нужно.

- А то смотри, мы мигом!

- Спасибо, но мне правда ничего не нужно, я серьезно.

- Нельзя быть одной.

- Я кажется заслужила немного одиночества. Нет? В конце концов, я заработала вам благотворительных денег и немало.

-  Слушай, Кэти, давай я ему еще раз дам в табло?

- Хватит, Джек! Уймись!

- Нет, погоди, это ведь он сделал тебе очень больно.

- Да. Но знаешь что? Он сделал больно не только мне. Он сделал очень больно самому себе – сто крат больней. Я видела.

- Тебе-то что?

- Джек, давай поговорим позже?

На том конце провода вздохнули и отключились.

Дождь вроде бы прекратился, и Кэти вышла в сад – проветриться.

На дорожке около дома стояла такая невероятно знакомая машина – единственная и неповторимая машина в мире. Кэти мрачно посмотрела на автомобиль и решительно захлопнула входную дверь. Прогулка отменялась.

Кэти побродила по дому, каждую минуту непроизвольно выглядывая в окно – прячась за занавеску – и подглядывая снова.

Опять полил дождь, все сильнее и сильнее. С балкона она видела, как ветер гнет к земле немногочисленные цветы, видела и волны, которым стало вдруг тесно в море – и снова и снова – пресловутый мобиль.

Видеть ей эту машину совершенно не хотелось, и она отправилась в свою  библиотеку-кабинет – место, где в окно не будет видно ни этой машины, ни этого моря.  Там, на журнальном столе, стояла небольшая коробка, лаковая, расписанная птицами и цветами. Кэти открыла её – в корочке хранились немногочисленные сокровища. Чудом уцелевшее фото мамы, бантик – её собственный бантик – мама дарила когда-то в детстве. Фото единственной подружки из приюта – она рано умерла от передозировки наркотиков. Фото Франсуа и медальон с его портретом - рука не поднималась избавиться. Её собственный портрет – Франсуа рисовал. Кэти сглотнула, чувствуя, что идея открыть шкатулку была не самой лучшей. Портрет всей команды Макрона-1. Лист бумаги – послание от Нейтона в стихах. Мелочи, которые напоминали ей о немногих приятных моментах в её жизни. И – Кэти достала её двумя пальцами – в специальном пакете – роза. Красная роза, подаренная ей в последний день войны. Кэти подержала пакет в руках, посмотрела на свет – роза как роза. Роза – и билет в театр, и программка, все как положено было тогда, когда со сцены пели – будто специально для них двоих – «Всегда быть в маске – судьба моя». Фото Эйба – Абихана – нет, все же Эйба – лежало там же, подколотое к программке и билету. Иссиня-черный ежик волос, черные глаза – будто совсем без зрачков. Кэт повертела и этот портрет – как, ну как она могла не узнать его тогда? Теперь она видела и характерные черты – подбородок, форма носа, скулы – все было так очевидно сейчас, когда она знала правду. Очевидно – и все же, все же…

Ей вспомнились его слова, вскользь брошенные фразы.

«Я слишком одинок для этого мира – но и ты одинока в нем»

«Ты сама пришла ко мне, сама, и тебе было хорошо»

Кэти убрала все обратно – бережно сложила все фотографии, засушенные цветы, бумаги – и закрыла шкатулку на ключ.

«Если он еще там – я позову его в дом. Если нет…»

О том, что будет, если нет, ей думать не хотелось.

Она снова вышла на улицу. Дождь хлестнул по лицу – холодный, промозглый, острый. Машина все еще мокла под этим дождем. Кэти махнула рукой. Ответа не последовало. Она снова показала – жестами – что приглашает войти, однако же в машине не наблюдалось никакого движения.

Она испугалась, как была, без зонта, выбежала под дождь и подбежала к мобилю. Он сидел внутри – и смотрел на неё так, будто она – призрак. Кэти отчаянно постучала по стеклу.

Абихан выскочил из машины. Волосы его немедленно намокли, струйки воды потекли по лицу. Кэти с опозданием поняла, что и она совершенно мокрая.

- Заходи в дом, что ты здесь?

- Я только хотел посмотреть.

Им приходилось перекрикивать шум ветра и моря.

- Ты совершенно промокла, заболеешь.

- Ты тоже уже мокрый. Заходи, раз приехал.

Абихан вместо ответа схватил её за плечи, прижал её к себе, покрывая поцелуями лицо, волосы, целуя ей руки.

- Кэти, Кэти, Кэти, я уже не думал…

Кэти всхлипнула и потянула его принца в дом.

- Промокнем же, пойдем.

- Мы уже мокрые, - он улыбался, - мы совсем мокрые оба Нам уже все равно.

- Тебе может и все равно, а я замерзла.

***

Ветер гулял по дому, и когда они закрыли дверь, остатки ветра, казалось, задержались под потолком, заставив Кэти зябко передернуть плечами.

***

- Аккуратней, я лучше высушу волосы сама, я же буду совершенно лохматая.

- А мне нравится.

Они выпили уже по три кофе по-ирландски и опьянели.

И еще поцеловались наверное сто тысяч раз от сотворения времен.

- Представляешь, я думал – приеду, посмотрю на твой дом – в последний раз.

- А я думала, что в жизни не впущу тебя сюда.

- Зачем мы друг друга мучили?

- Мы не мучили. Мы… мы должны были прийти к этому – сами.

- Ты бы несомненно пришла к этому едва увидев принца Абихана во всей красе. Уж  ты бы пришла.

- Но Эйб был восхитителен.

- А я? Кто сейчас перед тобой? Я или он?

- Вы оба. Боже, мне предстоит любить двоих мужчин разом.

- Любить? Ты сказала – любить?!

- Я попробую научиться снова. Но все же, все же – как ты смог промолчать, когда я сказала, что и воздухом одним с тобой дышать не желаю?

- Я с самого начала знал, что у меня нет ни единого шанса. А вот у Эйба все шансы были – это я сразу понял. Это ведь я устроил так, чтобы вас с Джеком пригласили на тот вечер.

- И ты не ревновал к Джеку?

- Ты думаешь, что я не узнал о нем предварительно все что нужно?

- Ну да. Конечно. Это же ты. А как иначе?

- Да, иначе нельзя было.

- Абихан, я все поверить не могу… Ты – и в моем доме. Ты – и я рядом. Как так вышло?

- Сам не пойму. Я глазам своим не поверил, когда ты предложила мне войти.

- И у нас целая ночь впереди, чтобы поговорить и узнать все заново.

- Всего лишь ночь?

Кэти вопросительно подняла бровь.

- Кэти, очнись, у нас впереди вечность, если ничего не случится.

- Мммм… мне еще привыкнуть к тебе надо.

- Да мне бы к себе самому привыкнуть, Кэти. Я еще сам не понял, что происходит. Я мысленно попрощался с тобой – и вот ты здесь. И я здесь.

- Мы здесь, я поняла. Может, нам не пить больше этот кофе?

- Пить, еще как пить. Я ужасно замерз в машине. И ты тоже, пока стояла на улице. Представь только – утром будет солнце.

- Думаешь? – Кэти с сомнением покосилась в окно.

- Знаю. Если уж я что сказал – так оно обычно и бывает.

***

- Ничего себе! 6 утра, а я даже спать не хочу. Невероятно!

- Да. У меня даже горло болит от того, сколько я сказал за эту ночь. Посмотри в окно. А лучше  давай выйдем на балкон. Ну, что я тебе говорил? Солнце.

- И правда.

Море почти успокоилось – легкие волны не шли ни в какое сравнение со вчерашним буйством стихии. Солнце заставило заблестеть мокрые камни на берегу.

- Хорошо как.

- Думаешь? – Абихан обнял её за плечи, сзади,  и она положила голову ему на плечо. Они любовались морем долго, так долго, что успели замерзнуть – и еще дольше, пока снова целовались – будто в последний раз.

- Никогда не целовалась на рассвете, - Кэти улыбнулась.

Абихан только хмыкнул.

- Все, я понял. Завтрак. Едем.

- Куда?

- Куда-нибудь.

- Но мы же публичные люди… Ты сам говорил.

- А мне какое дело?  Это теперь их проблемы. Пусть головы ломают.

- Может, переоденешься в Эйба?

- Никогда. Хватит с меня игр с переодеваниями. Я – не Эйб. Я – принц Абихан. Пусть ОНИ это запомнят. А ты – Кэти Джеймисон. Отныне – со мной. И ЭТО пусть запомнят тоже.

Дверной звонок залился трелью. Кэти перегнулась через перила балкона. Внизу стоял Скотт.

- У тебя тут что творится? Без конца кто-то приходит и уходит.

- Скотт, заходи, там открыто, - Кэти крикнула это звонко, весело, и рассмеялась.

Скотт, раскрыв рот, смотрел на Кэти и Абихана.

- Кэти, я не понял. Это что?

- Это? Скотт, а ты сам как думаешь?

- Мне уйти?

- Да, - сказал Абихан.

- Нет, - одновременно с ним сказала Кэти.

Они переглянулись и лишь засмеялись.

- Скотт, заходи, не стой.

***

Меньше чем через минуту Скотт уже стоял, прислонившись к дверному косяку, и настороженно глядя на принца.

- Я извинятся не намерен.

Абихан поджал губы и отвернулся.

- Вот уж не сомневаюсь.

- Только имей в виду – обидишь её – найду. И так разукрашу…

- Табло? – Абихан поморщился, произнося это слово.

- И его тоже. Так вот…

- Я понял. Не утруждай себя подробностями. Кэти, на чем мы остановились?

- Скотт, - Кэти проигнорировала последний вопрос, - Скотт, ты зачем?

- Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. И завтра я уезжаю домой. Пора мне, дела.

- Спасибо, - Кэти поцеловала его, заставив покраснеть. – Заходи вечером? Или часа через три?

Скотт внимательно посмотрел на неё еще раз – на её сияющие, искрящиеся глаза – в них плясали солнечные зайчики – и махнул рукой.

- Слышь, принц или кто ты там, - Абихан демонстративно смотрел в другую сторону, - береги её.  А я пойду. Кэти, я зайду вечером все же.

- А может, - она нерешительно посмотрела на Абихана, - ты с нами?

- Избавь меня от этого, - сказали Абихан и Скотт хором.

Солнце вызолотило волосы Кэти, они вспыхнули как нимб, а у Абихана голова стала платиновой.

Скотт с удивлением смотрел на это – недавнее серебро дождя сменилось теперь теплыми красками солнца, которое раскрашивало все вокруг – камни, море, песок и другие дома вдалеке – все теперь было золотым и уютным. Мир будто сиял – и в этом мире хотелось жить.

- Это только с тобой так может быть, - сказал вдруг Скотт, - только Кэти Джеймисон может сделать мир таким… золотым. Или рыжим. Ну я пошел.

Кэти кивнула.

***

- Так на чем мы остановились? – спросил снова Абихан.

- Кажется на том, что ты никогда не целовался на рассвете.

Назад к оглавлению

Авторское право (с) Stray_cat_mary

Распространение и коммерческое использование всего произведения или его частей без разрешения автора запрещено законом!!!