Резкий, пронзительный голос матери гулко разносился под сводами древней виллы Медичи. Лео отложил томик Верлена и прижался лбом к прохладному мрамору окна. Попытка отвлечься чтением любимых стихов была изначально провальной. Строчки уплывали мимо, не откладываясь в голове. Наверное, их тоже раздражали эти малоэстетичные крики. Он вздохнул и открыл глаза. Внизу, на залитом солнцем партерном газоне, обрамленном рядами мраморных статуй, застыли в гротескных позах две темных фигуры. Отец, сложивший руки на груди и делающий вид, что все происходящее его не интересует. И мать, жестикулирующая с горячностью истинной Медичи. До верхнего этажа, где нашел себе прибежище юный наследник княжеского рода, долетали только отдельные слова, эхом отдающиеся под высокими сводами. И так почти каждый день.

Женщина внизу замолчала, закрыв лицо руками. Лео поморщился. От криков к слезам. Как всегда. Так предсказуемо, так… некрасиво. Знает же, что отец не выносит слез, и все равно. Следующий этап тоже известен заранее. Сейчас отец начнет ее утешать, получит очередную порцию истеричных обвинений, рассердится и сбежит от разбушевавшейся супруги, а та отправится на поиски кого-нибудь из детей, чтобы в очередной раз пожаловаться им, какое чудовище она пригрела на своей аристократической груди. Утомляет.

Принчипе соскользнул с подоконника и подобрал брошенную на пол куртку. Снова выглянул в окно. Отец пытался обнять вырывающуюся супругу. Неужели ему это не надоело? Лео всякий раз тянуло спросить у родителя, как ему удается столько лет терпеть эти бесконечные сцены, но что-то – то ли воспитанная с детства сдержанность, то ли нежелание услышать ответ – всякий раз останавливало. Когда-то он считал, что бесконечное терпение отца объясняется любовью, но это было давно. В ту пору Леонардо Медичи-Бандл ничего не знал о капиталах, правах наследования и азартных играх. Одним словом, был сущим ребенком. Вспоминать об этом было стыдно, и он старался не вспоминать.

Сонную полуденную тишину разорвал резкий звук. Лео глянул вниз. Отец, потирая рукой щеку, быстро шагал к дому. Его лица сверху не было видно, но Лео и так знал, что отец в бешенстве. Как всегда. Хлопнула дверь, но застывшая под палящим солнцем женщина даже не шевельнулась. Ветер трепал ее светлые волосы, того же оттенка, что и у старшего сына. Она не смотрела на дом. Выпрямившись и запрокинув назад голову, княгиня Медичи совсем не спешила излить свое негодование и горе на давно привыкших к ее истерикам близких. Странно. Не похоже на мать, всегда искавшую в детях союзника против разбившего ее сердце отца. Тот тоже искал утешения, но только не у детей. Это не было секретом для Лео, мать слишком громко кричала всякий раз, узнав об очередной интрижке. Как утомительно. Он не понимал, зачем взрослым нужно так мучить друг друга. Сколько это продолжается? Уже добрых восемнадцать лет? Чудовищно. Наблюдая за неподвижной женской фигурой, Лео в очередной раз поклялся, что никогда, ни за что… Музыка, искусство, красота… вот все, что нужно для счастья. Уподобляться родителям? Лучше умереть сразу, чем всю жизнь терпеть такое.

Княгиня, наконец, шевельнулась, опустив голову. Лео показалось, что она бросила взгляд на дом, и он невольно сделал шаг от окна, не желая быть замеченным. К чему такой риск? Пусть бежит за утешением к дочерям. Его сестры всегда брали сторону матери, в отличие от него. Может, поэтому мать и относилась к нему так… странно. К этому он тоже привык, как и к полному равнодушию сеньора Бандла к своим детям. Рано или поздно можно привыкнуть ко всему. И научиться жить с этим.

Он поймал себя на разглядывании золотистого блика, дрожащего на позеленевшем от старости мраморе. Наверное, голубь потревожил воду в поилке для птиц. Лео повернулся к окну и замер. На лужайке перед домом никого не было. Странно, двери он, вроде, не слышал. Принчипе поднял голову, окидывая взглядом партер и аллеи. Вон там, среди деревьев, это темное пятно? Да, это она. Идет… нет, бежит. Бежит по аллее, спускающейся к каменному мосту через рассекающий сады виллы Медичи ручей. Куда ее понесло? Сообразив, что по-прежнему держит куртку в руках, юный князь отшвырнул ее в сторону, выскочил из комнаты и вихрем слетел вниз по лестнице, с трудом удержавшись от соблазна ускорить спуск посредством отполированных веками перил. Где-то здесь, в комнатах первого этажа, должен быть отец, но где? Задыхаясь от дурных предчувствий, Лео ворвался в кабинет отца и с облегчением вздохнул, увидев знакомый силуэт в оконном проеме.

- Мама… она побежала к мосту, - выдохнул он, удивляясь тому, как дрожит голос. И руки.

Высокий мужчина у окна обернулся, глянув на сына бесцветными глазами.

- Ну и что? – и голос такой же, бесцветный. Лео привалился к косяку, ища опоры. Отец смотрел на него, холодный, бесстрастный. Как и подобает аристократу, которым он не был. Он тоже научится смотреть вот так, холодно и бесстрастно. Обязательно научится.

- Ничего, - наконец выдавил из себя юный князь. Оторвался от такого надежного косяка, вышел в коридор и медленно побрел вверх по лестнице. Отец прав, ничего, все обойдется. Как всегда.